Скачать рассказ в формате zip

От автора
Первую половину этой повестушки я написала в девятом классе, в приступе 853-го перечитывания Волкова. Причём своих книг у меня тогда, кроме первой, не было и я их брала в библиотеке… Первый вариант про Лондон сочинялся тогда же, а записан был в мой последний школьный год. Половцы сюда притопали по той простой причине, что мы тогда проходили «Слово о полку Игореве», а термин «утюлюс» принадлежит лично мне. Утюлюсы - это не народ, а определённый тип людей, какой - понятно будет из текста. Редакция журнала навеяна тогдашней работой моей мамы. Старое название было «Урфин Джюс и его утюлюсная невеста, или Сила любви», но оно мне категорически разонравилось. Тут есть отступления от Волкова, но у Сухинова их тоже полно… И вообще действие происходит на планете Найде - причудливом отражении нашей Земли, где чудеса происходят не только в кольце Кругосветных гор. Так что Лондон, больше похожий на Ленинград, а то и на Париж - это нормально и так задумано.
Текст исправлен и дополнен в ноябре-декабре 2003 года, а также в апреле и сентябре 2004. За рождение нового варианта хочу поблагодарить:
1. Анюту-Тотошку, одну из создательниц сайта http://www.izum-gorod.narod.ru. Если бы не её интерес к волковской теме, я не извлекла бы эту вещь из небытия.
2. Моих читателей на форуме официального сайта Тани Гроттер. Их вдумчивое чтение и критика заставили меня кое-что пересмотреть в своих построениях.
3. Группу «Маркшейдер Кунст». И Аллу Максимову. Она вообще открыла мне существование данной группы, под чью музыку так легко писались дополнительные главы.
4. Создателей телесериала «Инспектор Наварро». Просто так. Я оттуда ничего не заимствовала, но дух фильма мне помог.

Часть первая. Морские узлы
Отцовское завещание
- Вы звали меня, дорогой сосед?
- Да. Я хочу попросить вас об одном одолжении. Я тяжело болен и не сегодня-завтра умру. У меня нет ни родных, ни друзей. Я думал отдать сына в учение к вам в мастерскую. Но вынужден просить: возьмите мальчика на воспитание и заботьтесь о нём.
Так просил своего соседа умирающий отец Урфина Джюса. Сосед держал столярную мастерскую и был утюлюсом, да таким, каких ещё свет не видывал.
Сосед обещал исполнить последнюю волю, но не из сострадания. У него были свои корыстные планы, которыми он ни с кем не делился.
Урфину Джюсу было в ту пору восемь лет. Матери он не помнил. До болезни отца жилось ему легко и весело. Ни разу в жизни не слышал он нотации. Избалованным ребёнком тоже никогда не был, потому что с ранних лет ему приходилось помогать отцу в работе. Но всё равно оставалось достаточно времени для игр и всяческого веселья.
Когда отец заболел, стало, конечно, хуже. Но всё-таки Урфину это не казалось непоправимым несчастьем, потому что отец обещал выздороветь. Да он и сам верил, что не умрёт, пока врач не открыл ему страшную правду. Сыну он тогда ничего не сказал.
И вот теперь вся жизнь мальчика круто менялась. Он терял единственного родного человека, расставался с домом, где прожил всю жизнь, и ему предстояло поселиться в чужой семье.
От того, какой окажется эта семья, зависело теперь очень многое.

Странный дом, странные люди
Семья состояла из двух человек: самого утюлюса и его дочки. Если отец был утюлюсом, то дочка - утюлюсенькой в квадрате. Ко времени переселения Урфина к утюлюсам ей было всего шесть с половиной лет, но вся деревня разбегалась при её появлении. Ведь она читала нотации всем встречным и поперечным, до того длинные и нудные, что никаких сил человеческих не хватало это выдержать. С детьми она никогда не играла, зато с превеликим удовольствием жаловалась на них родителям. Звали эту девочку Евпсихией.
Именно из-за неё утюлюс и согласился взять к себе в дом Урфина. Евпсихию очень обижало, что никто не хотел слушать её нотаций. Она часто говорила отцу:
- Была бы у меня сестра или брат! Я бы читала им нотации круглые сутки, а они бы никуда не могли убежать!
Утюлюс души не чаял в своей дочери. И вот теперь представился случай исполнить её заветное желание.
Когда утюлюс сообщил Евпсихии, что собирается взять на воспитание соседского мальчишку, маленькая утюлюсенька очень обрадовалась. Она никак не могла дождаться того дня, когда Урфин переселится к ним. Она сделала в доме генеральную уборку. Это было совсем не так просто, потому что дом был огромный, а комнат в нём столько, что ни у кого не хватало терпения их сосчитать. Слуг в доме не было. Утюлюсы просто обожают делать всякую нудную работу сами, причём чем больше этой работы - тем лучше. Отец Евпсихии в мастерской сам не работал - это ему было скучно. Несколько часов в день он воспитывал своих работников, а остальное время возился в доме…
Ещё Евпсихия приготовила праздничный обед, включив в него самые свои любимые блюда: молочную лапшу, овсянку, пельмени и кисель с пенками. Надо признать, никто лучше неё не готовил таких блюд. Но обед пропал зря, потому что Урфин появился в утюлюсном доме только через несколько дней.

Не сошлись характерами
И вот они стоят рядом на крыльце. Мальчик - загорелый, черноглазый, растрёпанный, не слишком чисто умытый, в старой одежде, которую штопали никак не менее ста раз. А девочка - бело-розовая, голубоглазая, аккуратно причёсанная, вся в белоснежных крахмальных оборочках, которые меняют не меньше десяти раз в день. Они стоят и разглядывают друг друга, и каждый пытается угадать характер нового знакомого, и ни один из них не решается заговорить.
- Привет! - наконец говорит Урфин и протягивает девочке руку.
- Здравствуй! - отвечает маленькая утюлюсенька и делает глубокий реверанс. - Ты, я так понимаю, Урфин Джюс?
- Конечно. Кем же мне ещё быть?
- Приятно познакомиться. Меня зовут Евпсихия Усюсю, я утюлюсенька.
«Ну и имя - Евпсихия! - думает Урфин. - По-моему, она воображала, каких свет не видывал».
- А ты утюлюс? - спрашивает девочка.
- Нет. И не собираюсь им становиться.
- Ну и зря. Знаешь, как приятно читать нотации, или пришивать рюшечки, или взяться за какую-нибудь нравоучительную книжку… Ты читал «Графиню Хрюкольштейн» Сиропской?
- Как-то попробовал - так на второй странице заснул.
- Странно. По-моему, это интереснейшая книга!
- Не знаю, мне больше нравится «Пегги Длинныйрукав».
- Вот уж бред так бред!
- Ничего подобного! Ну да ладно, о вкусах не спорят. А во что ты любишь играть?
- Я признаю только две игры: дочки-матери и хореографическое училище. Все остальные я считаю ниже своего достоинства. А какие твои любимые игры?
- В разбойников, в рыцарей…
…Разговор ребят продолжался долго. Чем больше они говорили, тем меньше друг другу нравились. «Да, - думал Урфин, - в хорошенькую компанию я попал!» - «Да, - думала Евпсихия, - предстоит адова работа, чтобы он стал хотя бы вполовину таким утюлюсом, как я».
А вслух она сказала:
- Пойдём, я покажу тебе наш дом.
Ребята долго бродили по дому. Евпсихия всё показывала Урфину и растолковывала даже очевидное. Мальчику страшно хотелось спать. Вдохновляла только надежда освоить такое огромное пространство для игр. Наконец она повела его в те комнаты, которые утюлюс отвёл своему приёмному сыну. Евпсихия усадила Урфина на диван, сама села рядом и объявила:
- А сейчас я объясню тебе все правила, которые надо неукоснительно соблюдать, если живёшь в нашей семье. Встаём мы в пять утра, ложимся в половине восьмого вечера. Сладкого не едим, питаемся только тем, что полезно. Все игры запрещены, кроме тех двух, о которых я говорила. Упаси Боже шуметь! Книги мы читаем только нравоучительные. Прогулка - дважды в день, вокруг дома, и только всей семьёй. А вообще на развлечения у нас уходит мало времени, в основном мы тратим его на уборку. Вот и все наши правила. Ну, всё усвоил?
Урфин мрачно кивнул. Настроение у него испортилось. Нечего сказать, весёленькая жизнь ему предстоит!
Вот с этого дня он и начал злиться на весь свет. Да и неудивительно: сейчас он больше всего нуждался в поддержке и добром отношении. А в утюлюсном доме вся жизнь была расписана как по нотам, и в ней не оставалось места для того, чтобы понять и пожалеть своего ближнего.
Среди соседей тоже некому было посочувствовать Урфину. Они смеялись над ним, когда видели его в обществе Евпсихии…
Одному только полезному делу он и научился в утюлюсном доме, точнее, в мастерской - столярному ремеслу. Поскольку не был девчонкой, чтобы шить и вышивать… Руки у мальчика оказались умелые. Но ругал его и хозяин, он же приёмный отец, и мастера, которые учили Урфина. Они постоянно сменялись - долго никто такого ученика не выдерживал. Его озлобленность передавалась вещам, которые выходили из его рук. Посуда вышвыривала еду на пол, инструменты всё рвали, ломали и даже норовили покалечить тех, кто их приобретал. Урфин не без злорадства наблюдал это в утюлюсном доме и за его пределами. И в ответ на претензии клялся, что не колдует над вещами и даже в мыслях не держит получить такой эффект…

Только не это!
Дом, где жила семья утюлюсов, нельзя было ни продать, ни подарить, ни отдать в приданое. Им должен владеть только славный утюлюсный род. Существовало такое поверье, правда, никто уже не помнил, с чем оно связано.
С того самого дня, как родилась Евпсихия и тем убила свою мать, утюлюс ломал голову: что делать с домом? Даже если, выйдя замуж, Евпсихия не получит его в приданое, после смерти отца «непродажный» дом достанется ей в наследство. Отдавать дочь в монастырь утюлюс не хотел, жениться во второй раз, чтобы родился сын - не удалось, все кандидатки разбегались при его приближении.
Потом он придумал: надо усыновить какого-нибудь мальчика-сироту, а потом женить на Евпсихии. Тогда дом не перейдёт в чужую семью, потому что приёмыш тоже будет считаться членом славного утюлюсного рода.
Утюлюс уже совсем собрался ехать в приют, но как раз в это время сосед попросил его взять на воспитание Урфина.
Даже присмотревшись к мальчику и оценив его несахарный характер, отец Евпсихии не поменял своих планов. Обоих детей он считал достаточно умными, чтобы разбираться в серьёзных вещах. И однажды, позвав дочь и приёмыша к себе в кабинет, объявил:
- Дети мои! Я хочу, чтобы вы поженились, когда вырастете. Вы не воспротивитесь моей воле?
- Я не буду, - ответила Евпсихия. Хотя она терпеть не могла Урфина, но зато давно мечтала о том, как будет утюлюсить своих детей. С такими мыслями ей, конечно, было всё равно, за кого выходить замуж.
Ну, а Урфин, конечно, был в ужасе.
- Только не это! - простонал он и едва не потерял сознание. Правда, потом он рассудил, что ко дню предполагаемой свадьбы утюлюса наверняка не будет на свете. Так что, дав слово сейчас, можно будет его и не сдерживать.
Урфин просил не придавать его словам значения и обещал выполнить волю приёмного отца.

Ну и питание!
Почти незаметно пролетело двенадцать лет. Близился день свадьбы Урфина и Евпсихии. Утюлюса к этому времени уже не было в живых.
Девушка совсем забросила все дела, даже самые любимые. С утра до вечера она мечтала о том, какое воспитание даст своим будущим детям, какими примерными они станут и как все будут их хвалить. Евпсихия совсем не любила Урфина, но требовала, чтобы он не смел думать ни о ком, кроме неё.
Настал день свадьбы. Евпсихия встала ещё раньше обычного. Даже не умывшись, она выбежала в сад, встала под окнами Урфина и закричала:
- Вставай, соня! Сегодня наша свадьба!
Окно открылось, из него выглянул Урфин и ответил:
- Я уже встал. Но свадьбы сегодня не будет.
- Как так - не будет?
- А очень просто. Я тебя ненавижу и никогда на тебе не женюсь. Все эти годы ты издевалась надо мной, как хотела, и теперь я тебе отомщу. Я мог бы нанести этот удар раньше, но тогда не получилось бы такого эффекта.
Евпсихия со стоном осела на скамью и лишилась чувств. Поэтому она не узнала всех планов Урфина. Он собирался отомстить не только ей, но и всем людям, кого знал и не знал, за плохое к себе отношение. Другого он просто не видел, не представлял. И хотел пойти в ученики к злой колдунье Гингеме и тоже стать злым колдуном, чтобы все его боялись.
Прошло совсем немного времени после разговора с Евпсихией, а Урфин уже предстал пред грозными очами Гингемы.
Выслушав его, злая волшебница сказала:
- Хорошо, я научу тебя злым чарам, только ты должен, как я, есть лягушек, мышей, змей, пауков и пиявок.
- Что? Пауков и пиявок?! Мало мне молочной лапши! Ну и питание! Нет, так я не согласен!
- Тогда я ничему не буду тебя учить. Но на службу к себе всё-таки возьму. Будешь делать всю работу по дому. А если окажешься достаточно вредным - станешь посредником между мной и подданными.
…Урфин не захотел жить в мрачной пещере колдуньи и поставил себе дом подальше от деревни, поближе к новой хозяйке. К столярной мастерской ему давно запретили приближаться, да не больно-то и хотелось. Инструменты пылились в чулане, а Урфин жил плодами своего огорода. Убирая пещеру и стирая (но не готовя) для Гингемы, слуга не получал от неё ничего. Кроме страха, внушаемого односельчанам…

Пленница Гингемы
А в это самое время огромная орда половцев во главе с ханом Кончаком пересекала Гибельную пустыню. Тогда Гингема ещё не поставила своих чёрных камней, и ничто не удерживало захватчиков. Они шли лавиной, даром что в войске было больше половины половчанок. Хан Кончак повелел обучать девушек воинскому искусству, потому что у него не было сыновей, только дочери, а помощники в битвах были ох как нужны!
Время от времени Кончака посещала навязчивая идея покорить мир. И хан предпринимал завоевательные походы то в ту, то в другую страну. Правда, покамест ни одной победы не одержал.
…Воинство перебралось через Кругосветные горы. Кончак даже не подумал об отдыхе для своих людей. Топнул ногой и провозгласил:
- Объявляю эту землю половецким владением, а себя - её повелителем! Кто не признаёт мою власть - выходи на бой!
Эти дерзкие слова были сказаны в опасной близости от пещеры Гингемы. Старая колдунья тут же произнесла длинное и страшное заклинание, и внезапно налетевший смерч унёс половцев неведомо куда. Перед пещерой Гингемы осталась только одна из дочерей Кончака. Злая волшебница велела вихрю не трогать девушку. Урфин плохо стирал и штопал, а стряпать отказывался в принципе. И Гингеме нужна была служанка.
Красавице Кончаковне едва минуло шестнадцать лет. Это был её первый большой поход и первое столкновение со злом. С тем, отчего навсегда поселился страх в глазах её матери - полонянки из далёкой страны. С дурной стороной того, чему её, Кончаковну, с детства учил отец. Девушка в полном недоумении стояла у пещеры Гингемы. Старая колдунья выскочила из пещеры, схватила Кончаковну и закричала:
- Гадкая девчонка! Ты у меня в плену, ты всецело в моей власти! Ты должна работать на меня и выполнять всю домашнюю работу, а не то я превращу тебя в отвратительную серую крысу!
Девушка спокойно ответила:
- О почтенная женщина, если бы ты попросила меня по-хорошему, я бы с удовольствием помогла тебе. Но ты пытаешься заставить меня, угрожать мне, и я не буду тебе служить. Я кошка, хожу где вздумается и гуляю сама по себе!
Гингема пришла в неописуемую ярость, удесятерившую её силы. Она потащила пленницу в пещеру. Медный шлем упал с головы девушки и, грохоча, покатился по земле. Две толстые чёрные косы распрямились и достали Кончаковне до самых пят. Гингема, озарённая новой мыслью, привязала девушку к дереву - косами.
- Отколотила бы я тебя, - сказала колдунья, - да много чести. С тобой справится и последний мой слуга. Эй, ты, там, Урфин Джюс! Всыпь этой строптивой девчонке как следует, а я пока пойду наловлю себе змей на обед.
И Гингема скрылась в лесу.

Я тебя отпускаю
Услышав зов хозяйки, Урфин собрался в точности исполнить её приказание. Он взял палку и с самым свирепым видом замахнулся на бедную Кончаковну. Но у него не поднялась рука ударить такую красавицу. Наоборот, ему захотелось сделать ей что-нибудь приятное, а лучше всего - развязать её и отпустить.
Урфин сам себя не узнавал. Он давно изгнал из своего сердца такие чувства, как жалость и тем более любовь, чтобы они не мешали ему творить злодейства. А теперь… Стоило девчонке посмотреть поласковее, как в голову полезли разные глупости. Урфин злился на себя, но поделать ничего не мог.
- Красавица, - сказал он, - я тебя отпускаю. Возвращайся домой и живи счастливо, - с этими словами он развязал косы, служившие верёвками.
- Спасибо тебе, боярин! - с жаром воскликнула Кончаковна и расцеловала Урфина в обе щеки. - Ты очень добрый человек!
- Я добрый? Да я ненавижу весь свет! Я пришёл сюда и стал слугой зла. А ты просто слишком красива, чтобы гнуть спину на старую колдунью. Да и нечего тебе мельтешить у меня перед глазами, ты внушишь мне лишние мысли.
- Ой, всё ты выдумываешь, боярин! Ещё раз спасибо и до свидания.
- До свидания… Скажи мне только на прощание своё имя.
- Джуна, дочь хана Кончака. А ты, боярин, скажи своё.
- Урфин Джюс.
- Ну что же, боярин Урфин, мир тесен - может, ещё и свидимся… Я тебя никогда не забуду! - Джуна снова расцеловала своего спасителя, подобрала с земли шлем и убежала.
Она была уже по ту сторону гор, когда вернулась Гингема и напустилась на Урфина:
- Где девчонка?! Куда ты её дел?
Урфин начал врать, как умел:
- О, она колдунья, может быть, и посильнее вас! Она только посмотрела на меня, и я не смог сдвинуться с места. А потом она сказала всего одно слово и исчезла, словно и вовсе её не бывало.
- Да не она колдунья, а все мужики козлы! - сплюнула Гингема. - Срочно исправляйся! Иди в деревню и требуй дань! И ещё раз кого пожалеешь - заколдую!
…Никого он не пожалел. Люди разбегались при его появлении. Скоро его именем начнут пугать детей. И всё пойдёт как надо, без глупостей…
* * *
А вечером Гингема решила установить в пустыне чёрные камни. Наколдовала один, а потом размножила. Слугу своего она взяла в помощники - разводить костёр, поддерживать огонь вокруг опытного образца. Урфин стоял в огненном кольце, рассеянно смотрел, как колдунья носится вокруг камня. И, почти не отдавая себе в том отчёта, водил пальцами по гладкой чёрной поверхности. Пляшущие буквы складывались в одно и то же имя…

Часть вторая. Из бездны

Урфин пишет письмо
Джуна в одиночку пересекла и горы, и пустыню. Благодарение Богу, провизией и водой она запаслась в Волшебной стране. А силы воли юной кочевнице было не занимать - пусть она и лишилась лошади и всего снаряжения, кроме того, что было на себе. После долгих скитаний Джуна вернулась на родину. Слово своё она сдержала и никогда не забывала Урфина.
Тот тоже её не забыл, хотя очень старался. Она снилась ему каждую ночь. Иногда она снова целовала его и говорила те же милые, бесхитростные слова, что и тогда. Но чаще чёрные глаза Джуны смотрели на него с упрёком, а губы повторяли одну фразу:
- Боярин, не так ты живёшь, как нужно!
Особенно с того времени, когда погибла Гингема. Когда в руки Урфина попал чудесный порошок. Когда он, Джюс, начал делать и оживлять деревянную армию. Когда повёл её походом на столицу…
К девичьим упрёкам Урфин не прислушивался и от планов своих не отступался. Зато он понял, что без памяти любит эту черноглазую половчанку и не может разлюбить. Сначала он ругал себя за это, но потом, уже став повелителем Волшебной страны, рассудил так: «Надо написать ей письмо с предложением руки и сердца. Если она согласится, это устроит и моё личное счастье, и авторитета добавит. Подданные сразу скажут: «Раз такая красавица согласилась выйти за него - как же нам, презренным, не покориться?» А она не может не согласиться - ведь она станет королевой обширной и прекрасной страны!»
На секунду у него мелькнула мысль: прошло целых десять лет, Джуна может быть давно замужем… Урфин не стал додумывать эту мысль до конца. Подумаешь, сбежит от мужа или кинжалом пырнёт… А скорей всего, она никому и не досталась, храня память о своём спасителе…
* * *
- Шиш тебе, повелителю! - филин Гуамоко, служивший ещё покойной Гингеме, нахально расселся на люстре, высоко под дворцовыми сводами. - Никуда я не полечу и никакую Джуну искать не буду! Не потому, что я такой ленивый, а потому, что тебе это выйдет боком.
- Молчать! - Урфин примерился, чем бы таким кинуть в птицу. - Я сам знаю, что мне лучше!
- Э, нет, - жёлтые глаза посверкивали в полумраке. - Ты диктатор. Значит, одинокий волк. Тебе все эти сопли в сиропе противопоказаны.
- Тебя не спросил! Захочу - вообще гарем заведу!
- Не заведёшь, ни в жисть не заведёшь! Я же помню эту басурманку. Своими косами она оплела твоё сердце и держит. И это плохо прежде всего для тебя.
Не в силах больше продолжать диалог, который много раз вёл сам с собой, король запустил в филина подушкой. Не попал, конечно, и хорошо ещё, что люстру не обрушил. Наглая птица усвистала в окно, с той стороны стекла повертела кончиком крыла у виска и отправилась охотиться на кроликов.
«Ну и ладно, - сказал себе Урфин. - Мало, что ли, у меня солдат, которые не обсуждают моих приказов!»
Он тут же позвал к себе одного из деревянных капралов:
- Сейчас я напишу письмо, а ты отнесёшь его Джуне Кончаковне. Где она живёт, я не знаю. Ты должен обойти весь свет, но найти её. Она - самая прекрасная девушка в этом мире. Если она примет моё предложение, ты приведёшь её сюда, ко мне.
Урфин быстро настрочил послание и отдал капралу. Письмо гласило:
«Дорогая Джуна!
Прошёл не один год, но ты, надеюсь, ещё помнишь Урфина Джюса? Он, во всяком случае, тебя помнит и пишет тебе это письмо.
Знай, Джуна! Я люблю тебя, царица моей души, ты моя первая и единственная любовь. И я прошу тебя: будь моей женой! (Ох и трудно ему было написать это простое слово «прошу» - он уже привык повелевать). Ты подаришь мне счастье, а сама получишь огромное богатство, и к ногам твоим повергнется целая страна. Я ведь теперь король и правлю всей Волшебной страной. Сжалься надо мной, ты не прогадаешь.
Жду ответа как соловей лета.
Твой до гроба
Урфин Первый, могучий король Изумрудного города и всей Волшебной страны».
И неутомимый дуболом пошёл с этим письмом на поиски Джуны.

Хитрость Евпсихии
После того, как расстроилась её свадьба, Евпсихия не ушла в монастырь. Она осталась жить в своём огромном доме, который стал теперь таким мрачным и пустынным… Она вплела в косы чёрные ленты, перестала петь и смеяться и почти не выходила из дому.
А потом ей это надоело. Ленты полетели в камин. Девушка велела столярам разбираться с мастерской как-нибудь без неё и пустилась в отчаянную авантюру. Рвануть за Кругосветные горы, за Гибельную пустыню и попытать счастья в широком мире. Силы воли у утюлюсеньки было никак не меньше, чем у Джуны, да и физическая подготовка, пусть другого рода, в наличии имелась.
И удача улыбнулась Евпсихии. Её пригласили сняться в главной роли в телесериале «Нравоучительные утюлюсы». Суть его в следующем: в начале (десять минут) происходит какое-нибудь безобразие, например, кто-нибудь разбивает окно или кидается арбузными корками. Потом на место происшествия являются нравоучительные утюлюсы и до конца серии читают всем нотации.
Евпсихия была польщена. Она снялась в ста двадцати пяти сериях и прославилась среди утюлюсов всего мира, а потом вернулась на родину. Во время съёмок Евпсихия постоянно получала предложения руки и сердца, но упрямо говорила:
- Дома меня ждёт жених!
…Вскоре после её возвращения, утром, мимо «непродажного» утюлюсного дома проходил деревянный капрал с письмом. Он так топал, что привлёк внимание Евпсихии. Она выглянула в окно и спросила:
- Кто ты такой и что здесь делаешь?
- Я ищу Джуну Кончаковну по приказу моего господина и повелителя, короля Урфина Первого, чтобы отдать ей это письмо. Если она примет предложение - я её отведу к его величеству, в Изумрудный город.
Евпсихия застыла, поражённая. Но не тем, что Урфин стал королём, а тем, что он, будучи её женихом, пишет письма какой-то другой девушке.
В одно мгновение Евпсихия всё рассчитала и взвесила.
- Джуна Кончаковна - это я, - сказала она. - Дай мне письмо!

Странная свадьба
- Как ты смел войти без доклада? - набросился Урфин Джюс на деревянного капрала.
- Ваше величество, Джуна Кончаковна сказала вам «да», и я привёл её.
- Так что же ты раньше не сказал?! Веди её сюда!
В тронный зал вошла девушка с закрытым лицом. Урфин встал с трона и пошёл ей навстречу:
- Здравствуй, Джуна!
- Сейчас я тебе покажу Джуну, изменник! - с этими словами девушка откинула вуаль. Глазам Урфина предстало холодное фарфоровое лицо Евпсихии Усюсю. Король побледнел и чуть не потерял сознание.
- Ну что, женишься на мне? - спросила Евпсихия.
- Никогда! Ты зануда, гордячка и обманщица!
- Можно подумать, что ты очень честный человек! Разве ты законным путём пришёл к власти?
- А ты читаешь чужие письма!
- А ты…
- А ты…
Эта перепалка продолжалась долго. Урфин и Евпсихия словно вернулись в детство. Слышали бы это подданные! Но свидетелем сцены был только дуболом. Король и утюлюсенька обвиняли друг друга во всех мыслимых и немыслимых прегрешениях. Когда Евпсихия объявила делом рук Урфина извержение вулкана на Таинственном острове, король не смог придумать достойного ответа, потому что за последнее время не происходило никаких других стихийных бедствий.
- Раз, два, три! - выкрикнула Евпсихия. - Последнее слово осталось за мной, теперь я стану твоей женой!
- С какой это радости?
- Разве ты забыл? Когда мы в детстве вот так ругались, у нас было правило: за кем осталось последнее слово - тот может приказывать другому. Поэтому ты должен обвенчаться со мной.
Надо бы Урфину хватить кулаком по столу и заорать: «Трам-тарарам, король я или не король?! Я отменяю этот дурацкий закон! Стража! Взять её!» Но узурпатор был просто пришиблен. Не верилось, что всё на самом деле происходит с ним, Урфином Джюсом, тридцати лет, «владыкой, которого сапогами попирают из Вселенной…» Ох, не зря его льстецы оговорились…
* * *
Оставив Урфина осмысливать случившееся, Евпсихия развила во дворце бешеную деятельность. Деревянному капралу она велела засвидетельствовать всем, что, согласно старинному обычаю, клятвы были произнесены и на небесах её брак с королём уже заключён. Осталось только скрепить их союз свадебной церемонией, да такой, чтоб прогремела даже по ту сторону Кругосветных гор!
…Гуамоколатокинт опустился на плечо короля и дружески ущипнул клювом за ухо.
- Эх, ты! Ну кто ж такие дела дуболомам поручает? Неужели у тебя нет приближённых с мозгами… в перьях, например…
Изумительной нелогичности этого заявления не заметили ни сам филин, ни Урфин, который только и сказал:
- Отстань, без тебя тошно.
- Нет, ты не диктатор. Предел твоих желаний написан у тебя на лице.
И Гуамоко нахально запел:
Если б я стал королём,
Вот бы чудесно было!
Бегал бы под дождём,
Мылся бы я без мыла!..
Так, под детскую песенку, уходил последний холостяцкий вечер Урфина Джюса.
* * *
На следующее утро Евпсихия одевалась к венцу. Белое платье с серебряным шитьём, тяжёлые изумрудные серьги, маленькая изящная корона - всё нашлось в сокровищнице города. Утюлюсенька подкручивала золотые локоны и любовалась своим отражением. Она даже не волновалась. Она была абсолютно спокойна и уверена в своей правоте.
Она шла по разорённым и едва отдраенным до хирургической чистоты залам Зелёного дворца, наполненным перепуганной челядью и нелепыми дуболомами. Холодная, похожая не на счастливую невесту, а на покойницу, вставшую из гроба. От неё веяло почему-то больницей. Психиатрической. В гробовом молчании смотрели на будущую королеву люди и дуболомы.
Жених шёл навстречу, как в тумане, и выглядел тоже «краше в гроб кладут». Они сошлись на середине зала, перед троном. Главный дворцовый распорядитель (из предателей), почти не скрывавший ехидной усмешки, соединил их руки и попытался внятно изобразить заученный текст:
- Земной властью скрепляю ваш союз на небесах, доколе гробовая доска… - он сбился и затрясся в беззвучном хохоте. Но тут же спохватился, зажал рот рукой, встал навытяжку и закончил: - Поцелуйте друг друга, и во веки веков…
Под новый приступ беззвучного смеха Евпсихия клюнула Урфина в губы. «Холодная… отчего она такая холодная… небо, как целовала Джуна!..»
Башни взорвались колокольным звоном. Урфину захотелось спрятать голову под подушку. Колокольчики и бубенчики бесили его с детства, и по его королевскому приказу все колокола были сняты. Новоиспечённая королева приказала навесить их обратно. И шесть часов учила деревянных солдат - его, урфинских! - звонить как следует…
Потом королевская чета сидела на троне, который совсем не был рассчитан на двоих. Поэтому Евпсихия пристроилась на подлокотнике, опираясь локтем на плечо Урфина, и её игривой позе странно противоречило застывшее лицо фарфоровой куклы… Пока продолжался пир, король с королевой снова впали в детство. Он вертел у неё перед носом пиявками, пусть фальшивыми, сфабрикованными, дабы произвести впечатление. А она наступала ему на ноги острыми каблучками…
Филин таки допелся. Евпсихия поймала его собственноручно, за лапу, и посадила в клетку. Пригрозила обучить, как последнюю канарейку, утюлюсным напевам… Жёлтые глаза мрачно блестели из-за железных прутьев и пытались передать хозяину: «Попался - так теперь не покорись!»
…Смолкла музыка. Расползлись придворные, проклинающие всё на свете после целого вечера утюлюсных танцев. Евпсихия, по-балетному поднимаясь на цыпочки, обходила тронный зал и задувала свечи.
- Пошли? - обратилась она в гулкой темноте в ту сторону, где только что видела на троне своего безучастного ко всему супруга.
Темнота ответила молчанием. Но самозваная королева уже успела изучить здешние порядки, установленные Урфином Первым. И уверенно пошла за трон и вниз, в подвалы, на стук топора…
- А, под Петра Великого работаешь? - прозвенел под сводами голос утюлюсеньки. - А мне столько детей настрогать?
Король поднял голову от очередного, рождавшегося на свет под его руками, деревянного солдата. Глаза узурпатора потемнели и сузились.
- Сгинь! - не помня себя, он швырнул ей в лицо горсть живительного порошка.
Утюлюсенька закрылась руками, оттолкнула коричневое облако. Порошок, как мука, окутал подвал, осыпал их головы, лица, плечи…
Больше ни она, ни он ничего не помнили.
…Утро застало их на холодном полу подвала, сплетённых в тесном объятии, завернувшихся в королевскую мантию, глядящих друг на друга туманными, уже ненавидящими глазами…

Вечное проклятие
Так и пошла жизнь. Без радости. И для народа, и для самозваных правителей.
Дни были наполнены ненавистью и подавлением воли друг друга и подданных. Ночи - предполагалось, что столярными работами. А на деле всё заканчивалось нездоровым, недобрым экстазом, от которого оставалось тяжкое похмелье. Живительный порошок летел на ветер. Ни король, ни королева об этом не думали. Пока не пришёл день, когда рука Урфина коснулась пустого дна последней фляги…
А жители Волшебной страны под двойной тиранией лишились всякой свободы. Нельзя было иметь своё мнение не только в политике, но и в обычных житейских делах. Надо было во всём копировать королеву: одеваться, как она, причёсываться, как она, читать книги, которые нравятся ей… И она ещё называла себя доброй матерью страны, каждый день повторяла:
- Это для вашей же пользы! Вот появится на свет наследник престола - ох, будет для вас примером его воспитание!
Издевательские требования Евпсихии приближали назревавшее восстание. Оно состоялось бы и было бы подавлено, но не успело даже начаться: на помощь пришли Элли и её дядя.
…Побеждённых Урфина и Евпсихию судили и приговорили к изгнанию.
- Ну что, сограждане, пусть идут, скованные одной цепью? Это им будет худшим из наказаний!
- Нет! - разом возмутилась мужская часть населения. - Это уж слишком! Он-то ещё, может, исправится, а эта мегера его может раньше в гроб вогнать!
- Ладно, - решил премудрый Правитель, - пусть идут и между собой сами разбираются, как им дальше жить…
Женщины Волшебной страны на этот раз не возражали своим мужчинам. Жёны, матери, сёстры и дочери произнесли проклятие над белокурой, впервые в жизни растрёпанной головой утюлюсеньки, когда та выходила из городских ворот:
- Никогда, слышишь - никогда ты не прижмёшь к груди своё дитя! Ни Урфин, ни кто бы то ни было не сможет стать отцом твоего ребёнка!
- А если уже? - Евпсихия повернулась в последнем вызове, обратила к толпе свой мертвенный лик, словно из мрамора с прожилками, с жуткой синевой вокруг глаз.
Людские взгляды послали в неё столько стрел ненависти, что утюлюсенька поёжилась. Да она и сама отлично знала: нету никакого «уже». И это выдавал её потухший взор…
Низложенная чета вышла за городские ворота. Смолк гул голосов, ненавидящий народ на стенах превратился в россыпь точек.
- Ну что, - молвила Евпсихия, - не стерпелось, не слюбилось, прощай?
- Прощай, - отрубил Урфин. - Спасибо за прожитые годы!..
И они пошли в разные стороны… Через сто шагов бывшего короля догнал филин, выпущенный из клетки, подбежали существа, оживлённые, а то и сделанные своими руками - набитая опилками медвежья шкура и деревянный клоун.
На сердце низложенного диктатора потеплело. Для них он ещё оставался повелителем! А значит… Погрозив кулаком изумрудным башням и удалявшейся, по-балетному прямой спине бывшей жены, Урфин поклялся мысленно: «Всё равно счастливым стану! Если только без неё!»
А Евпсихия осталась одна. Она прекрасно понимала, что проклятие целого народа не снимешь никаким покаянием, никакими благочестивыми поступками. Она потеряла всякий интерес к жизни и хотела уйти в монастырь.
Но по дороге её настигло письмо, приглашавшее сняться в продолжении сериала «Нравоучительные утюлюсы». Бывшая королева воспряла духом и навсегда покинула Волшебную страну.
…Урфин десять лет прожил в изгнании, питаясь ненавистью и жаждой мести. В один прекрасный день ему снова удалось прийти к власти. В этот раз не было с ним рядом никаких самозваных королев. Но возвышение не принесло ему радости, а новое падение оказалось ещё позорнее предыдущего… Все покинули его. Даже медведь, которому Урфин собственноручно подарил вторую жизнь. Остался только ехидный филин. Вот тогда Урфин впервые задумался над своей судьбой…

Я его найду!
С того дня, как Джуна побывала в плену у Гингемы, минуло целых двадцать лет. И все эти годы она ждала, что Урфин пришлёт за ней сватов. Выходили замуж старшие сёстры, потом младшие сёстры - Джуна отказывала всем. Отец её не ругал и даже не отказался бы отдать ей в наследство всё ханство и высшую власть, чтобы твёрдая рука Джуны воспитала и вырастила старшего из внуков… Кончак видел, что у дочери сильный характер и неглупая голова. Сам он с годами угомонился - десяток далёких и неудачных походов сделали своё дело. Но набеги на соседнюю Русь хан продолжал считать своим долгом.
Джуне это очень не нравилось, она давно перестала участвовать в походах и пыталась доказать отцу, что с соседями можно сосуществовать и мирно.
- Нет, Джуна, - отвечал Кончак, - или мы под ними, или они под нами. Третьего не дано.
В итоге он раздумал делать её наследницей. Она осталась в жизни ханства где-то там, на обочине, и особенно остро ощутила это, схоронив мать. Теперь Джуна бесцельно носилась верхом по степи, а потом принималась изучать целебные травы и расположение звёзд...
Пришёл день, когда к Джуне перестали свататься. Прошло ещё много дней. И однажды ночью половчанку словно что-то толкнуло. Может, она увидела в небесах отсвет костра, в котором Урфин жёг вновь найденные чудесные растения, дабы не вводили во искушение?
Кончаковна ушла из дому, никому ничего не сказав. Путь её лежал в Волшебную страну, к фее Стелле. Джуна хотела попросить у неё мерцающие жемчужины, чтобы вернуть юность себе и Урфину.
Много дорог она исходила, немало испытаний выпало на её долю, но наконец она добралась до дворца Стеллы. Чёрные камни Гингемы и не подумали задержать половчанку. На всех на них осталось её имя, начертанное когда-то рукой Урфина…

Мне жаль тебя, дитя моё!
Фея Стелла очень огорчилась, узнав, что привело к ней Джуну - ведь о переменах, происшедших в душе Урфина, пока был осведомлен только он сам.
- Отступись от своей затеи, - уговаривала она половчанку, - ты не представляешь, какого ужасного человека ты любишь! Он злодей, тиран и узурпатор! Он два раза надругался над всей нашей страной!
- Не верю! - повторяла Джуна. - Не верю и никогда не поверю!
Поняв, что её не убедишь, Стелла сказала:
- Хорошо. Если тебе так хочется быть несчастной, ты получишь жемчужины вечной юности. Но ты должна сама нырнуть за ними на дно глубокого озера.
Фея надеялась, что это отпугнёт Джуну. Плохо она знала кочевницу, проведшую полжизни в седле, Кончаковну, чья сила равнялась только её великодушию. Джуна быстро сбросила платье, подобрала волосы и нырнула. Дна она достигла только на третий раз и, счастливая, вышла на берег с двумя жемчужинами в руках.
- Мне жаль тебя, дитя моё! - со вздохом сказала Стелла. - Но ты сама выбрала этот путь. Приложи жемчужину к сердцу, и тебе снова станет шестнадцать лет…

Исповедь при свечах
Урфин Джюс стоял на крыльце своего дома и смотрел на белые вершины Кругосветных гор. Смеркалось. Замолкали дневные звуки, начинался обычный вечер. Урфин задумался и не заметил, как кто-то подошёл к нему и встал рядом на крыльце. А когда неизвестный положил Урфину руку на плечо, тот вздрогнул, как от удара током.
Подняв глаза, он увидел Джуну. Она стояла перед ним, такая же прекрасная, как в день их встречи. Она ничуть не изменилась, словно и не было этих двадцати лет.
Урфин смотрел на неё спокойно, не выказывая ни удивления, ни радости. Ему столько раз казалось - она здесь, с ним рядом, что он перестал обращать на это внимание.
Джуну такой приём удивил и огорчил.
- Здравствуй, боярин Урфин! - вскричала она. - Неужели ты не рад мне?
- К чему мне радоваться? Ведь ты мне только грезишься!
- Нет, Урфин, нет! - Джуна расцеловала его и тем доказала, что существует на самом деле. - Я пришла к тебе взаправду, я проделала большой путь, испытала немало опасностей, чтобы найти тебя и стать твоей женой. Я люблю тебя и хранила память о тебе все эти годы.
Урфин не помнил себя от счастья, но это длилось мгновение.
- Джуна, - чуть слышно молвил он, - выслушай меня! Я люблю тебя, но я тебя недостоин. Я великий грешник и не искупил ещё своих преступлений перед согражданами.
- Не верю! Не хочу этому верить!
- Пойдём в дом. Я расскажу тебе историю всей своей жизни, с начала и до сегодняшнего дня. Чистую правду, как на исповеди.
Урфин и Джуна вошли в дом и сели за стол друг против друга. Перед этим бывший король зажёг свечу и поставил на середину стола. При её неверном, дрожащем свете Урфин начал свою исповедь…
Рассказ его длился долго. Свеча догорела, комната погрузилась во тьму, Джуна перестала видеть рассказчика, а исповедь всё продолжалась…
В наступившей тишине Джуна шмыгнула носом:
- Милый, любимый, до чего же ты дошёл только потому, что никто за всю жизнь тебя не приласкал! Ну нельзя, конечно, так, но жаль, что твоё письмо до меня не дошло! Я бы пришла к тебе, обняла и увела бы прямо с трона в другую жизнь! - она обошла стол, встала за спиной Урфина и прижала его голову к груди. - Да надо было мне самой не ждать столько лет… Но ты справился без меня, ты не мог не справиться, я это всегда знала! И теперь между нами нет никаких преград, и завтра будет свадьба! А кто старое помянет - тому глаз вон!
Урфин тёрся щекой об её ладонь, слабел от её прикосновений - и из последних сил пытался возражать:
- Нет, Джуна, одно препятствие всё же есть. Ты так же молода и прекрасна, как много лет назад. А я… мне уже сорок…
- Ты меня смешишь! Мне тридцать шесть. Это волшебная жемчужина вернула мне юность, и тебе тоже вернёт. Возьми её и приложи к сердцу, и тебе снова будет двадцать лет.
- И я стану таким же злым, как в то время?
- В ТО ВРЕМЯ ТЫ НЕ БЫЛ ЗЛЫМ! Прикладывай! - она вложила жемчужину ему в ладонь.
- Господи! Джуна! Вот настоящее счастье! И зачем я стремился к власти?!

Паломники
Возвращаясь с охоты, филин Гуамоко с уханьем пролетел над самыми головами влюблённой парочки, застывшей в долгом поцелуе. И тут только сообразил: да они сидят на хозяйском крыльце! Они отпрянули друг от друга, развернувшийся в полёте филин увидел их лица. И крылья перестали его держать, и он кулём рухнул на крыльцо.
- Латокинт, ты чего? - такого голоса у хозяина он не слышал ни разу.
- Да я смотрю - ты, не ты? И вы, девушка… Петля времени тут, что ли, образовалась?
- Да, примерно так! А мы вот тут к свадьбе готовимся… Мою невесту зовут Джуна, если ты не в курсе.
- Здравствуйте, Гуамоколатокинт, наслышана о вас, - голос половчанки был спокойным и ровным, полным сдержанной радости.
Филин был явно польщён, услышав своё полное имя, но ответить попытался не выдавая эмоций:
- Ну, я не ворона, чтобы каркать, и пойду-ка я спать!
* * *
Ближайшее село находилось в нескольких часах пути, уже на землях волшебницы Виллины. Очереди на подачу заявлений в тот день не было. Сельский староста привычно пододвинул к себе грамоту, обмакнул перо в чернильницу:
- Имя невесты?
- Джуна Кончаковна.
- Имя жениха?
- Урфин Джюс.
- Что? - староста уронил с пера огромную кляксу. - Вы что, с дуба рухнули, молодой человек? Урфину Джюсу чёртова туча лет, у него клыки, как у саблезубого тигра, кожистые крылья, как у Летучих Обезьян, когти чисто железные… Великая радость, что наша добрая Виллина не пустила в Жёлтую страну его наместников!
Глаза Джуны сверкнули, она остановила свою руку на полпути к стреле. А Урфин рассмеялся:
- Один он, что ли, с таким именем?
- Ну вот что, молодой человек, вы мне голову не морочьте, у вас пашпортная грамота имеется?
- Так нету, сгорела на пожаре! - Урфину хотелось петь, смеяться и дурачиться. Хотя само заявление было правдой. Когда он улетал на гигантском орле, чтобы стать для диких Марранов огненным богом, то предал костру свой дом, чтобы никогда не вернуться к прежнему прозябанию… Потом строился уже на новом месте.
- А у меня никогда и не было, - Джуна сделала обиженное лицо. - Я ж вообще нездешняя, я из половецкой степи…
- Ой, шли бы вы отсюда! Может, вы беглые каторжники или ещё кто? - староста порвал испорченную бумагу. - Надо ж такое придумать, ну, навоспитывали молодёжи, брр…
…И пошли они, солнцем палимы.
- Ещё повезло, что не задержал до выяснения обстоятельств, - эйфория уже оставила Урфина. - Эх, сейчас бы на необитаемый остров, чтоб только в глаза людям не смотреть, стыдно очень! И хочется новую жизнь начать, а вон оно как выходит!
Джуна прижимала его руку к себе и не знала, что говорить. Хотелось пожелать ему побольше мужества, чтобы назвать себя перед всем светом. Хотелось оторвать голову любому и каждому, кто усомнится в перерождении Урфина. Хотелось спрятать любимого от всех и пожалеть… А мысли кружились в основном вокруг одного: им надо где-то венчаться, иначе нельзя…
Дав Урфину выговориться, половчанка воскликнула:
- Слушай, пошли к Стелле! Пусть она увидит, что не зря нам помогла.
…И снова долгий путь через всю страну. То ли узнавали узурпатора, то ли нет, но никто к молодой паре вражды не проявлял. Хоть они, конечно, старались обходить стороной населённые пункты… Ночевали Урфин и Джуна в основном в лесу, заворачиваясь каждый в свой плащ, но прижимаясь друг к другу и храня тепло…

Цветы зари
Стелла властно взяла Урфина за подбородок, приподняла бывшему диктатору голову и долго, пристально смотрела в глаза. Он не отводил взгляда, чувствуя, как бегут по телу мурашки и сердце переворачивается в груди.
- Да, - наконец сказала добрая фея, - девушка из далёкой страны оказалась мудрее меня. Береги Джуну, Урфин Джюс, береги её пуще жизни своей! Она в тебя верила, когда не верил никто, когда ты сам в себя не верил. Посмей только сделать её несчастной!
- Да где ему… - нервно рассмеялась Джуна. - Великая волшебница, а вы скажете, правда, вы всем теперь скажете, что мой Урфин стал другим человеком?
- Нет, дочь моя, этого я не скажу и тебе не советую. Всё зависит только от него. Слышишь, сын мой, доброе имя тебе придётся брать с бою, завоёвывать поступками, и счастье твоё, что ты не один. Что ж, у меня есть власть верховной жрицы, и обвенчать вас я могу хоть сейчас. Только ответьте в последний раз: вы хорошо подумали? Ведь двадцать лет вы оба любили свои мечты друг о друге, а кто знает, какой окажется реальность?
Тут они оба заговорили наперебой:
- Ну, мы тут и совместное хозяйство уже начали организовывать…
- И по стране вместе прошлись…
- По крайней мере, он не пьёт, не курит и плохими словами не ругается…
- Я ругаюсь, но только когда она не слышит…
- А это не считается… А что я овощи готовить не умею, так он в курсе, научусь… И что покомандовать люблю, и что стреляю лучше, чем прибираюсь…
- Да ладно, всё ты умеешь, а вот со мной, с хмырём болотным, жить - вот это действительно уметь надо!
- А подумаешь… Я ж тебя чувствовала всегда, слышите, великая волшебница, что мы выяснили? В тот день, когда я собралась сюда, Урфин как раз сжёг от греха подальше чудесные растения, вот вам и поступок!
- А вот об этом, - наконец вставила слово Стелла, - кто надо узнает, и не спрашивайте меня как!
- А чего мне спрашивать, - Урфин подавился смешком, - я знаю, меня этим волшебным ящиком шпионским раз по голове треснули! Может, после этого и поумнел… Ну всё, всё, Джуна, молчу, молчу!
…Полдень, лесная поляна, вся усеянная цветами. Джуна не уставала ахать и восхищаться:
- Красота какая! У нас в степи так бывает только пару месяцев в году…
Букет невесты составляла сама Стелла, она же причесала половчанку, сотворила для неё удивительную бело-розовую фату, похожую на рассветное облако… Правда, упрямая Кончаковна не согласилась расстаться с походным нарядом: поверх платья так и носила кольчужку, а за спиной - лук и колчан со стрелами. Где-то наверняка прятала и кинжал… В общем, вид у неё был своеобразный - воин, увенчанный цветами после победы…
А жених её был в своей обычной одежде, только, конечно, начищенный, наглаженный, и лицо глупо-счастливое…
Эта церемония ничем не напоминала ту давнюю, ни на что не похожую. Они были одни между небом и землёй, наедине с верховной жрицей - проводником Божьей воли. Стелла спросила их о согласии, сказала все положенные слова:
- …в горе и радости, в бедности и в богатстве, пока не разлучит вас смерть… А впрочем, как она вас разлучит - руки коротки!
…В покоях Стеллы гасли последние огни. Джуна распустила перед зеркалом волосы и под ними, как под пологом, раздевалась. Урфин видел её гибкую фигуру, её мелькающие смуглые руки… И ему не верилось, что вся эта красота - для него.
- Ты никогда… ни разу… - слова застряли у него в горле. Он не знал, как сказать, чтобы её не оскорбить.
Но она поняла, присела рядом с ним на край кровати:
- Меня не касались мужские руки… только твои. Я всех держала на расстоянии. А если бы кто и посмел… Так вот кинжал, - она махнула рукой в сторону своих вещей, - а вот моё сердце! - она поймала руку мужа и прижала к груди.
- Слушай, Джуна, какой я был дурак! - он притянул её к себе. - Мне надо было тогда, в день нашей первой встречи, когда ты целовала меня - надо было мне схватить тебя в объятия и больше никогда не выпустить! Тогда могло бы и не быть ничего этого… Сколько лет мы с тобой потеряли!
- Так мы вернули всё обратно, почему бы и не продолжить прямо с того места?..

Часть третья. На чужой территории

Мёд в каменных сотах
- И что это у нас за город?
Гигантский орёл Карфакс снижался над каким-то островом. Джуна Джюс бесстрашно перегнулась через крыло и смотрела вниз.
- Ага, ясно, Лондон. Ох, Урфин, ну и устал же наш орёл!
- Мне не так просто утомиться, - только и сказала гигантская птица.
- Нет, нет, привал нам нужен, - бывший тиран Волшебной страны глядел на орла, чьё доверие ему только недавно и только с помощью молодой жены удалось восстановить. - Слушай, друг, опусти нас где-нибудь на окраине… да и прилетай за нами… ну, через полгодика.
- Хочешь пожить в полной мере жизнью большого мира? - насмешливо сощурилась Джуна. - Ну давай попробуем! Я всю жизнь прожила в степи, а в городах бывала редко и недолго. Хотя город можно было бы выбрать и посимпатичнее…
…Это было их свадебное путешествие. Они вымахнули из Волшебной страны при первой возможности. Как только повстречались с орлом, а одновременно с этим филин принёс сплетню. Якобы народ утверждает, что по стране бродит сын Урфина Джюса и затевает неизвестно что.
Два этих обстоятельства подтолкнули к исполнению давно задуманного. Джуне хотелось показать мужу широкий мир… А Урфину - начать новую жизнь там, где никто его не знает. Хотя бы начать… а там уже можно поглядеть в глаза соотечественникам…
* * *
Легко сказать - остаться на полгода в незнакомом городе, без денег, документов и знания местных условий. Зато в достаточно диких нарядах и в компании нахального филина. Гуамоко, в отличие от Карфакса, на дух не переносил «отвратительно хорошую» Джуну, боялся, что в её обществе хозяин окончательно поглупеет. Но поездка в большой мир без филина не обошлась.
С женой под руку, с птицей на плече шагал Урфин Джюс в предрассветном тумане по незнакомой земле… Все трое вертели головами, разглядывая высокие серые здания, чем-то похожие на Кругосветные горы.
- Только не выдавай, кто ты и откуда, - долдонил филин на ухо хозяину. - Не надо, коль скоро здесь тоже полно всякой говорящей живности…
- Думаешь, и здесь знают? - Урфин хмурил брови и оборачивался к Джуне.
- Ну и нехай себе!.. - отзывалась та. - Ты ж не вне закона, зачем тебе скрываться?
- Зачем? Наши медовые полгода и так обещают быть развесёлыми…
Разум Джуны протестовал, а душа жалела… Коротко вздохнув, половчанка сказала:
- Ладно, будем представляться переселенцами из моей родной степи, которые хотят начать новую жизнь. Под новыми именами…
- Дженни и Улаф, - разом сообразил бывший король. - То есть Улаф Дж. и Дженни Дж., как остатки прежней роскоши, эх… С сапогами из Вселенной…
- А фамилию возьмём Нигиган, это самоназвание моего народа.
- Вот и умницы, - встрял филин, в кои веки соглашаясь с Кончаковной.
…Они продолжали свой путь по длинной, узкой, пустынной улице, без единого деревца, похожей на расселину в горах. На углу им навстречу попалась компания молодёжи, даже более странного вида, чем они сами. Непонятные яркие одеяния, длинные волосы, перехваченные кучей резиночек, цепи, фенечки, галдёж… Среди компании выделялся один парень с нормальной стрижкой. Правда, одет он был в плащ, делающий его похожим на летучую мышь, а лицо имел явно не от мира сего…
Он-то первый шагнул к Джуне и Урфину:
- Ах, какие романтичные неформалы! Приветствую вас в нашей «Мистической реке», вы отлично сюда впишетесь! Леди, вы проситесь в стихи.
- Леди - моя жена, - сообщил на всякий случай Урфин.
- В таком случае я вам завидую, - отозвался незнакомец. - Друзья, их обязательно надо принять в коммуну!
Пёстрые ребята обступили парочку, глазели на филина, который неубедительно прикидывался спящим. Говорили все наперебой:
- Вы часом не с ролевой игры?
- Или правда иностранцы?
- Если вы от кого прячетесь - то не бойтесь, «Мистическая река» не выдаёт!
- Наши! Наши!
Идти было некуда, да и чувство опасности почему-то молчало. Толпа плавно перетекала к месту постоянного пребывания.
- А вы почему ушли от мира? - добивался «Летучая мышь».
- А вы и представить себе не можете, что это был за мир! - Джуна начала отрабатывать легенду. - Мы с Великой степи, отцы наши половцы, матери полонянки, завещавшие нам другую жизнь - ту, из которой их вырвали… Вот пришли - ни денег, ни документов, ни знаний об этом мире…
- Ну мы же и говорим, что вам самое место в «Мистической реке!» - затараторила чернокожая девчушка со смешными косичками. - У нас никто не смотрит, прописан ты на бумажке или как… Чем вы будете выбивать регистрацию, да искать работу, которой всё равно нет, да страдать всякой прочей фигнёй…
- Чем же вы живёте? - удивился Урфин. - Овощи на подоконнике выращиваете?
- Да зачем? Нас кормит таинственная сила, она является, пока мы медитируем… - глаза «Летучей мыши» горели глубочайшей убеждённостью.
- А что вы ей за это должны?
- Ничего. Эта сила велика и прекрасна, она позволяет нам жить в своё удовольствие. Общаться, сочинять творения…
- А иногда мы ходим бузить, - перебила негритяночка «Летучую мышь».
- Зачем, если у вас всё есть?
- Чтоб жизнь мёдом не казалась! Вон королева собралась бомбить Зурбаган - ну, мы пошли и побили витрины, было весело…
- И помогло это Зурбагану? - с живым интересом спросила Джуна.
- Нууу… Зато мы себя показали…

Место под солнцем
Поздно вечером при свете ароматической свечки Урфин быстро строчил в ученической тетрадке:
«Чёрт побери, как они похожи на Марранов! Та же доверчивость, та же готовность устроить какую-нибудь кутерьму, был бы повод. А я-то знаю: на каждого Маррана найдётся свой огненный бог…
Не все они считают, что работать позорно, те, кому везёт, рады любому заработку. Казна тут общая, и я ещё не видел, чтобы кого-нибудь обидели. Но тут слишком много безработных, и часть из них даже не думает как-то устраиваться. Получается, что четверть кормит три четверти. Дикость, если не брать в расчёт их «таинственную силу». А она есть. Откуда-то берутся ведь сумки с едой на наших подоконниках (снаружи), а тем более - та жуть, которую они курят… Грешен, сам такие вещи делал. Вечером пустой дом, утром полная чаша. Всё просто принесено под покровом ночи, а народ в трансе. Заявляю со всей ответственностью: цель таких комбинаций хорошей быть не может!
Здесь хорошо то, что никто никогда не полезет в твою личную жизнь. Действительно берут всех, независимо от прошлого. И ведь странно то, что коммуна «Мистическая река» в самом деле обеспечивает защиту! Будь ты хоть сто раз без документов и даже судимый - если ты здесь, никогда и ничего с тобой не случится… Кому-то и зачем-то это нужно!
Мы живём в доме со многими этажами. Лестницы здесь чуть не круче, чем на башне пленников, притом ещё темнее и грязнее. Потолки - в три моих роста! Коммуне принадлежат три комнаты, у нас с Джуной в одной из них свой отгороженный угол. Там я сейчас сижу на матрасе и пишу свои непутёвые заметки. На всякий случай - шифром. Джуна спит, привалившись у меня под боком - маленькая, беззащитная, сейчас невозможно вообразить её с луком и стрелами. Противный Гуам на охоте, кажется, он всерьёз опасается, что я повыдергаю из него все перья… Поменьше надо хамить моей жене, а своей хозяйке! А мистические Марраны спать пока и не думают. Здесь самая жизнь - с девяти вечера до пяти утра. Музыка здесь не смолкает ни на минуту. Они либо сами поют, либо слушают эти… как их… кассеты.
Вот вижу сквозь щель в одеяле, как чернокожая Мгвана вышла в круг - и пошла, и пошла под странный ритм, какой здесь называют первобытным. Я побаиваюсь такой музыки - она слишком многое может освободить в человеке. Хотя Джуна говорит, что это чепуха и то же самое, что её родные степные песни. Кстати, на мои глаза, Джуна Мгвану и перепела, и переплясала. А та и не подумала обидеться, хотя вообще-то она тут в первом эшелоне. Главных у них формально нет, просто кого-то слушаются, а кого-то не удостаивают такой чести.
К числу последних относится тот парень, который похож на летучую мышь. Ну не умеет человек держаться просто! Во-первых, если ему верить, он у нас графский сын, из горной страны Тартании. Якобы отец послал его изучать право и экономию, а он решил посвятить себя чистому искусству. Никто его не понял, ну никто во всём Лондоне, и выкинули его из университета на все четыре стороны. Здесь он живёт только потому, что папочкины деньги кончились, а новых не предвидится. Его тут приняли, держат на всём готовом, а он ничего для коммуны не делает. Как разнарядка по уборке - так у него на всё сразу аллергия. Как идём на бульвары петь (ещё один способ «Мистической реки» зарабатывать на жизнь) - так он дико возмущается, что никто не хочет класть на музыку его гениальные стихи. И опять же не идёт. Стихи ему каждую неделю возвращают из того или иного журнала. Пишет он под псевдонимом «Самиани-Хвост», история якобы такова. Письмо из дому: «Сынок, до их сиятельства твоего батюшки дошло, что у тебя по римскому праву хвост…» Ответ: «Сами они хвост, их сиятельство мой батюшка, а я гениальный поэт!» Как зовут наше светило по правде - никто не знает, да здесь и не принято этим интересоваться. Удивляет меня то, что ему здесь всё прощают. И что он нравится Мгване, хотя она далеко не глупа. Ладно, могу понять, что его вирши идут на ура, когда коммуна «медитирует». От травы, знаю по себе, начинает нравиться такое…
Нас, конечно, приобщали всяко. Я сказал, что у меня был плачевный опыт с такой травой, от которой - заткни уши, любимая! - обостряются все желания. Они очень удивились, что плачевный и что меня не тянет продолжать. А Джуна сказала, что ей не нужны никакие дополнительные средства. Она знает - правда, любимый? - более лёгкие пути в небеса… Мгвана с явной завистью заявила, что мы, то есть я и Джуна, счастливые люди. И затянулась этой гадостью. Самиани сказал, что мы дураки, ничего не понимаем и рано или поздно всё равно к этому придём… Пока отстали.
Так вот, Мгвана большая чудачка. Ей бы лучше остаться у себя на экваторе. А она на свой страх и риск поехала в метрополию. Ну и что она тут приобрела? Не знаю, правда ли она собиралась учиться на врача. Хотя здесь, по большому счёту, либо студенты, либо бывшие студенты, либо несостоявшиеся. Факт, что негритянка страшно довольна своей нынешней жизнью. Ну или считает нужным всех в этом убедить… Ладно, больше писать про неё не буду, а то подумают, что я к ней неравнодушен. Хотя кто подумает? Джуна сама говорит, что Мгвана хорошенькая, а я так не считаю, до моей Кончаковны ей далеко…
Пишу сбивчиво, но уж как получается. Уже интересовались, что я такое строчу. Я ответил, что «нетленку», тут многие мечтают её создать. Как закончу, мол, покажу.
А с работой по деревообделочной части в этом городе плохо…»
На этом месте летописца «Мистической реки» прервали. Вернулся филин и притащил в клюве объявление, сорванное где-то на улице.
- На тебе, а то ведь сам не додумаешься!
На листке бумаги стояло: «Редакция журнала «Сделай сам макароны по-флотски» приглашает на работу в литературные приложения младшего помощника старшего составителя. Адрес… Телефон…»
- Получите, распишитесь! Даром, что ли, все вечера бумагомарательством занимаешься?
- Да я же так, для себя… А вообще - почему бы и нет? Коммуне я много чего поломанного поправил, но жить на их деньги надоело…
* * *
Джуна работу даже не искала. Пришлось идти в последний класс школы - доучиваться. Из-за жемчужины вечной юности половчанка выглядела на шестнадцать лет, и полной программы мгновенного обучения ей никто давать не хотел.
Каждый чистокровный половец представляет собой нерешённую задачу или невыполненное задание по какому-нибудь из общеобразовательных предметов. Как только задание выполнено - половец умирает. Но это не распространяется на тех, чьи матери - полонянки, дочери разных народов, а таких в орде больше половины. В том числе и Джуна, которая всегда очень хотела учиться и только теперь получила такую возможность.
И всё бы хорошо. Все любили Дженни Джей, как её здесь называли, всё у неё получалось. Да только большой мир был осведомлен о делах в Волшебной стране явно лучше, чем можно было предполагать. И на уроках новейшей истории Джуне пришлось выслушивать лекции об ужаснейшем тиране и узурпаторе Урфине Джюсе…
Пару раз половчанка возвращалась домой, глотая злые слёзы. И ей едва удавалось сделать так, чтобы муж ничего не заметил. Она дожидалась тишины в кругу и запевала какую-нибудь из своих странных степных песен. Сбрасывала туфли, звенела браслетами на гибких руках, мелко-мелко семенила ногами по полу… Так она плясала, пока могла. Или пока Урфину не надоедало, что все на неё таращатся, и он не подхватывал её на руки…

Лицо из снов
Евпсихия Усюсю проснулась, как всегда, с таким ощущением, словно всю ночь её колотили палкой или возили на ней воду. Смотреть на себя в зеркало не было ни малейшего желания. Жить дальше - как-то тоже не особо хотелось. Но утюлюсенька вытащила себя из кровати. Механически подвигала руками и ногами, по старой памяти о зарядке. Механически накрутила волосы, попыталась замаскировать пудрой синяки под глазами.
В сериале она не снималась уже много лет. Попалась на похищении ребёнка у соседки по лестничной клетке. Побывала под судом, но сумела замять дело - тогда она была ещё очень богата. Но репутация её погибла. В основном из-за того, что режиссёр «Нравоучительных утюлюсов» уже не был заинтересован в стареющей Евпсихии и пропихнул на её место свою племянницу…
Евпсихия выползла на улицу. Опять идти по кругу с завязанными глазами, как та лошадь… И всё за что - за нереальные ночи…
Утюлюсенька села в вагон подземки на конечной и задремала с открытыми глазами. В центре, на пересадочной, зашла молодая парочка и встала в торце сидений, наискосок от Евпсихии. Парня она видела со спины, а девушку он загораживал, сверкали только её чёрные глаза. Парочка шепталась, тихо смеялась, по временам припадая друг к другу поцелуями…
Утюлюсенька почему-то не могла оторвать от них глаз. Парень ей сильно кого-то напоминал - поворотом головы, стрижкой…
Эти двое сошли через пару остановок. И Евпсихия всё же увидела его лицо.
Небо, двадцать лет назад таким был человек, объявивший ей, что никогда не возьмёт её в жёны! Потом-то она была с ним, но к тому времени он стал старше и злее… Да и не видела Евпсихия в этой жизни у него такого выражения лица. Во все времена Урфин был похож на волка. А случайный её попутчик - на большую добрую собаку, исходящую любовью к хозяину, точнее, к хозяйке… Но именно с таким лицом являлся утюлюсеньке в видениях этот проклятый, как сладкое возмездие, как вспышка недолгого торжества…
Нет, ну похож, конечно, но не может же это быть он! Ему на полтора года больше, чем ей самой, Евпсихии. Буквально пару месяцев назад проходила информация, что этот несчастный повторно свергнут с престола!
Всё это утюлюсенька передумала в те секунды, пока молодая пара шла мимо неё к выходу. И тут парень зацепился за неё взглядом. Рука его дрогнула, и во взгляде мгновенно появился знакомый холод…
Евпсихия почувствовала, как побежали мурашки по всему телу. Одно бесконечное мгновение на неё глядело прошлое. И когда «её бывший со своей новой» пошли по платформе, она долго смотрела им вслед. Наверное, это была случайность, что они пошли именно в эту сторону, наверное, это ничего не значило…

Супчик с мылом
Из шифрованных записок Урфина.
«Сегодня развесёлый день. Увидел своими глазами, как действует охранная грамота коммуны. Хотя прекрасно знал, что Джуну по такой в школу записали. Но одно дело знать, другое - видеть, как целый главный редактор журнала, только взглянув на эту диковинную бумагу, тут же перешёл к условиям работы… А документ, между прочим, написан на старых обоях разноцветными чернилами и скреплён подписями всех обитателей «Мистической реки». Кстати, считая Джуну и меня, нас в коммуне тринадцать человек!
Начальства у меня, судя по всему, полным-полно. Главный редактор, издательский директор (жена), коммерческий директор (здоровое такое ходячее дерево, в буквальном смысле. Впрочем, и в переносном, наверное, тоже), ещё несколько начальников поменьше. Все очень важные, говорят, что сам журнал - для домохозяек и дачников (лучше бы туда взяли, честное слово!), а вот литературные приложения - это да, это высокое искусство! Брр, одно приложение называется «Молочная лапша», спасибо, не напоминайте мне про утюлюсный дом! Второе - ещё хлеще: «Василидочная бурямба». Ну, бурямба - это суп, словечко, кстати, наших коммунаров-Марранов. Не суп даже, а некое варево из всего, что есть. А вот почему василидочная и что это значит - мне никто так объяснить и не смог.
Ну, записали они мои данные и отправили дальше по коридору, напутствовав весьма любезно:
- Негры на плантациях у нас там!
(Кстати, пока не забыл: наша Мгвана неграмотная. Когда ей надо расписаться, она мажет чернилами амулет, который носит на шее, и прикладывает к бумаге. Моя милая, не устающая радоваться, что становится образованным человеком, очень удивляется и спрашивает:
- Мгвана, а почему ты не раздобудешь скоростную программу?
- Так не дают, чернокожая потому что…
Не уверен, что она даже пыталась. Впрочем, Джуна говорит, что я вечно думаю про людей всякие гадости и что так очень тяжело жить…)
Ладно. Коллег по плантациям оказалось двое. Только мне не сразу удалось их разглядеть. Они так курят, что воздух можно резать ножом. И ещё слушают такую музыку, которая приколачивает тебя к полу… Мистические Марраны и то до такого не доходят…
Я встал на пороге и хлопал глазами.
- Привет! - из тумана вынырнула худая и весёлая физиономия. - Ещё один на нашу галеру? Да ты не смотри, что мы так живём, через неделю сам начнёшь!
- Ну Тратэбус! - появилась ещё физиономия, бледная и замученная. - Уже какого посетителя пугаешь! Здравствуйте! - это мне. - Вы его извините, он всё ждёт и не может понять, что смена не придёт…
- Здравствуйте! - мне стало его жалко. - Смена не смена, а подмога в моём лице пришла!
- Ура! - завопил тот, кого назвали Тратэбусом. - Хотя ты, может, не рисуешь?
Я вынужден был признаться, что нет, не рисую.
- Ну и ладно, рисовать я и сам могу. А вот писать - Хламс один не справляется, у него крыша едет!
- Уже давно уехала! - горестно сказал Хламс. - О путник, лучше обойди стороной наш горестный приют, ты ещё не знаешь, что здесь творится!
…Постепенно выяснилось: «Молочная лапша» печатает бесконечную кровавую драму. В каждом номере - по нескольку трупов. И что больше всего бесило Хламса:
- Они не велят открывать имени убийцы. Нанизывай, говорят, и нанизывай события, лишь бы ничего не кончалось. А то, мол, подписываться не будут, а так - как тот осёл за морковкой, все ждут - ну, может, в следующем номере всё станет ясно… Ну кто так делает? Я когда-то пытался писать нормальные детективные рассказы, и герои сквозные у меня были, а сюжеты всё время разные. Так знаете, почему меня не стали печатать? Ты, сказали, нелоялен к её величеству королеве Джорджиане, у тебя полно положительных героев из колоний, ты пишешь о реальных проблемах, о которых наши граждане знать не хотят! Без комментариев! Ну, а жить на что-то надо, вот я и оказался здесь. А тут впридачу ещё и «Василидочная бурямба». Брр, любовный роман! С одной стороны, проще делать бесконечным, а с другой - противнее, я-то не тётка и не знаю, чего им надо…
Нда, друг Гуам, удружил ты мне! Ладно, вместе как-нибудь, а ребята они, похоже, неплохие.
…Ушёл я из редакции с гудящей головой, а предстояло подхватить Джуну у школы и ехать на спевку коммуны. Милая всю дорогу смеялась, она обожает спевки, что в самой нашей берлоге, что перед людьми… Если честно, мне тоже нравится, так весело становится, легко, шаляй-валяй и море по колено. Я всегда пою «Если б я стал королём», и ощущение каждый раз такое, словно я змея и меняю кожу…
Я бы на сене спал,
Ел бы одно варенье,
Я бы слона позвал
В гости на день рожденья…
Такого не бывает. Однако коммуна считает, что песня вполне годится как пощёчина королеве Джорджиане…
Но я сейчас хочу написать о другом. Когда мы выходили из вагона подземки, я увидел Евпсихию.
Не хотел говорить Джуне, но она всё же доискалась, почему я так вздрогнул. Она, кстати, приметила эту тётку уже давно, поскольку стояла лицом. Тревожится теперь:
- Она так на тебя пялилась… Неужели узнала?
Я сказал, что вряд ли. Милая, ты всё равно будешь это читать, да я никогда и не мог тебя обмануть. Так что на самом деле я совершенно не уверен, что не узнан. Но это, с другой стороны, неважно. Нашим дорогам пересечься негде и незачем! А всё же не больно-то приятно было перед рискованным делом встретить призрак прошлого…»

Ну ничего себе - сходили за хлебушком!
Нынче была не просто спевка. А акция прямого действия. Коммуна шла через все бульвары, с плакатами, песнями и всякой бузой, вплоть до самого королевского дворца. Мощная энергетика волнами распространялась от колонны на мили вокруг. И опять молчало чувство опасности…
Плакаты раздавали быстро, по цепочке, никто не успевал прочесть, что он такое понесёт в руках. Главное - против королевы. Урфин шёл почти последним, за женой, словно охраняя, и жалел, что руки заняты. На плече у него сидел филин и давился смешками. Предвкушал, как потом сообщит им, особенно Джуне, текст хозяйского плаката: «Королева Джорджиана - это Урфин Джюс сегодня!»
Дошли они быстро, весело и беспрепятственно. Растянулись цепью вдоль улицы, напротив дворца. Никто не заметил за углом полицейского автобуса.
А дальше всё произошло мгновенно. Как раз бесновалась в диком танце Мгвана, выкрикивая:
- Я - чёрная пантера! Я - зло от вашего зла! - когда обитателей «Мистической реки», и без того начинавших зябнуть на октябрьском ветру, с двух сторон окатили струи ледяной воды.
Самиани-Хвост запутался в плаще и навернулся. Мгвана рванула так, что исчезла в мгновение ока, словно по волшебству. Урфин заслонил собой Джуну, а потом, страшно ругаясь под нос, схватил её за руку и потащил за собой в глухой переулок. Остальные тоже бросились врассыпную…
…Когда коммуна снова собралась, выяснилось, что в лапы полиции попали трое. Кроме Самиани, такая судьба постигла старожилов и основателей «Мистической реки» - Рэя и Ксению.
- Лучше бы меня! - говорила на коммунальной кухне Мгвана, закручивая полотенцем мокрые курчавые волосы. - Я бы им показала, каково между крокодилом и львом!
- А чего ж быстрее всех удрала? - подколола её одна из девчонок. Экзотичную негритяночку подруги по коммуне не слишком жаловали.
- Ну реакция у меня такая, ну мама такую родила… - лицо Мгваны стало детски обиженным. - Пойду Самиани проведаю…
И она опять сорвалась с места и унеслась, прежде чем кто-нибудь понял, в чём дело.
…Вернулась она через час, да не одна, а в сопровождении всех троих арестованных. Ксенька и Рэй дико смеялись и смотрели героями. У Самиани, напротив, вид был такой, словно он съел лимон без сахара.
- Он им читал свои стихи, а они, прохвосты, не оценили, - сообщила Мгвана. - Бедненький мой, гений непризнанный… - она чмокнула поэта в щёку. Тот отпрянул и брезгливо вытер лицо платочком.
Из сбивчивых, прерываемых хохотом рассказов Рэя с Ксенией выяснилось: в участке никто задержанных не обижал, охранные грамоты произвели впечатление, полицейские расспрашивали про их житьё-бытьё и веселились…
Вся коммуна была полна предвкушения следующей великой бузы. И только Урфина терзала горькая дума, которой он без свидетелей поделился с Джуной:
- Заманивают… Раскручивают на большее… А потом прихлопнут…

Бой со скелетом
Из записок Урфина.
«Мне. Это. Надоело. Я старый столяр и не могу клепать халтуру. Я понимаю теперь Хламса и Тратэбуса Лихого. Сам, правда, курить не начал, и так кашляю, как собака страшная, с тех самых пор, как здесь началось это непонятное дело - осень… Спасибо Джуне, она отпаивает меня тёплым молоком с маслом. Так вот, курить не курю, но привык пить кофе по три кружки за день и нежно полюбил группу «Раммштайн». А всё равно такое чувство, словно через себя перешагиваешь, когда подходишь к умной машине и начинаешь набивать дурацкий текст…
Сегодня я обозлился и сказал:
- Слушайте, ребята, тут сама жизнь такое подкидывает… Вот представляете, одиннадцать человек в замкнутом пространстве - и среди них один осведомитель. Он же провокатор. Он же торговец наркотиками…
У Хламса уже блестели глаза. Тратэбус отложил карандаш и внимательно посмотрел на меня:
- Улаф, откуда у тебя такие мысли?
- Хо… А вспомните, по какому документу меня сюда брали! - юлить было бесполезно, всё равно они уже в курсе. - Я ведь где живу? В «Мистической реке»!
- А, ну да, правильно, - тут же сообразил Тратэбус. - Известное заведение. Я, кстати, одно время жил в таком же, когда совсем денег не было… Потом надоело, у них тараканы в супе плавали… А так, безобидные ребята, не от мира сего…
Я невежливо ткнул пальцем в сторону Тратэбуса:
- В таком же, говоришь? Я, кстати, так и предполагал, что их целая сеть… А вот насчёт безобидности что-то сильно сомневаюсь.
- А кого убили? - взволнованно спросил Хламс.
- Пока никого… - я сделал неопределённый жест рукой. - Но я вношу категорическое предложение: закруглить как-нибудь наш бесконечный бред и написать повесть про коммуну. Промоделировать и предсказать её будущее. Может, до кого-то дойдёт…
- Ты что, Улаф, тоже травы накурился? - Тратэбус уставился на меня. - Они это читать не станут, это первое, а если и прочтут - своего мирка не покинут. Во-вторых, нам начальство головы отвернёт. Поскольку наша, то есть ихняя, целевая аудитория такое не читает. Приземлённо слишком.
- А мы по-тихому… Какой уже номер они подписывают в печать не глядя?
Хламс порывисто протянул мне руку. Тратэбус ещё упирался:
- А потом осведомители, если они существуют, возьмут да нас и пришибут!
Детективщик с неожиданным жаром вступился за мою идею:
- Чай, не успеют! Мы же их не по именам будем называть! У нас всё будет только похоже на то, что есть, главное - чтоб народ задумался! Господи, как я мечтал, что мои книги станут такими…»
* * *
Евпсихия тупо смотрела на газетную страницу с фоторепортажем о беспорядках возле королевского дворца. И вдруг - снова! - зацепилась взглядом. Резкий, недобрый профиль, расширенные тёмные глаза - и, как щит, надпись: «Королева Джорджиана - это Урфин Джюс сегодня!» А за его спиной - она, красивая чертовка, скорее удивлённая, чем напуганная…
- Зуб даю, - пробормотала Евпсихия, - что эта дрянь уже носит его ребёнка… Однако что за чёрт их туда понёс?
Мысли её мешались. Она достала из стола таблетку и нацарапала на ней ногтем буквы: «У. Дж.». Без этого ритуала её никакое зелье не брало… Проглотила - и опять увидела всё то же лицо в волнах счастья…
* * *
Джуна и Урфин ушли из коммуны, чтобы никто не смог их подслушать. Они бродили по набережной, иногда останавливались, смотрели в воду…
- Один из одиннадцати, - бывший узурпатор рассуждал вслух. - Кто угодно из них. Ведь когда мы пришли на место, нас там уже ждали…
- Ну почему обязательно кто-то из одиннадцати? Тот, кто ставит еду на подоконники - тот и вертит коммуной! Ты, кстати, заметил, что передачи и записки о том, когда бузить, когда петь, а когда сидеть тихо, находят каждый раз разные люди?
- Это заметил, но это не показатель. То, что не удаётся увидеть само явление этой таинственной личности, доказывает, что кто-то её прикрывает и принимает гарантированно так, чтобы никто не видел…
- Вот это тоже не факт. Она может и сама отслеживать.
- Тогда она должна уметь летать и вообще обладать разными странными способностями…
- А кто тебе сказал, что эта сила - не волшебная?
- Не знаю… Как-то хочется всё объяснить проще. Понимаешь, ни одна осада не обходится без своего Руфа Билана, который откроет врагам городские ворота…
- Не скажи. Твоя вторая обошлась. И вообще, знаешь, мой отец тоже всю дорогу готовился к прошедшей войне…
- Тебе просто не хочется подозревать кого-то из ребят… А если считать силу волшебной, можно вообще сойти с ума. Потому что тогда получается, что она знает каждый наш шаг и в любой момент прихлопнет.
- А тогда зачем ей держать в рабстве коммуну? Нет, запредельным могуществом они там вряд ли обладают.
- Думаю, не обладают никаким. Просто обычные люди делают грязные деньги и делят власть. А от этого мало кто может остаться в стороне. Так что повторяю - это может быть любой из них. Очень вероятно - Рэй или Ксенька. Ты же помнишь историю: они здесь снимали комнату, постоянно у них крутились всякие их друзья… Потом, тихенько так, соседи из остальных двух комнат куда-то сменялись, а эта компашка осела тут. И как-то у них начало всё само получаться… И то, что эта парочка попала в полицию, может быть просто ловким ходом. Или Самиани - тоже фрукт…
- Самиани просто шут гороховый! Он себя ставит выше всех и даже не в состоянии понять, что над ним смеются! Ты его последний шедевр читал, ну тот, что он мне подсунул? «Дженни красавица, Дженни мышонок, Дженни прекрасна, как майский день!»?
- Как же, как же! «Дженни волшебна, Дженни певуча, Дженни как древо, а я его тень!» Напомни мне, чтоб я ему при случае дал по морде за приставание к моей жене!
- Давай, надоела уже его графомания! Хорошо, что я никакая не Дженни и могу это к себе не относить. А кроме того, в его вирши можно любое имя поставить… Ни на что большее он не способен.
- Но, опять же, из всего этого не следует, что Самиани не может быть осведомителем. Дураком и прикинуться можно. А в коммуну он активно заманивает, вспомни, он первый на нас прореагировал.
- А как он может осведомлять, если в половине дел не участвует?
- Так все уйдут, а он с силой общается - планирует будущие уходы…
- Ну не знаю, по-моему, он не так давно тут живёт…
- И опять же… Тратэбус Лихой говорит, что в Лондоне не одна такая коммуна…
- А вот меня удивляет, что ребят из коммуны ты подозреваешь, а ребятам с работы доверился…
- Ну, постольку-поскольку… Мы просто книгу пишем… Я же с ними вот так поимённо не обсуждаю…
- Я к тому, что ещё неизвестно, насколько они вне этого дела… И куда от них пойдёт информация.
- Джуна, информация пойдёт рано или поздно в широкую печать, что и требуется! А нас здесь уже не будет тогда…
- Ну правильно… А ребята?
- А что ребята… В чужую голову своих мозгов не запихнёшь. Либо мы его вычислим, либо они сами вычислят, когда мы уже улетим… Главное, чтобы осведомитель не засуетился, пока не вышла книга. Так что с коммуной это не обсуждать! Повторяю: это может быть любой из них!
- Слушай, ты очарователен и прелестен! Это что получается: мы с тобой всё взбаламутим и исчезнем, а они тут на растерзание останутся? И Мгвана, и все?
- Если они поумнеют, то особо их не растерзаешь. А если нет, то никто и терзать их не будет…
- Знаешь, лучше бы всё произошло при нас!

Следующая станция - дурдом
Из записок Урфина.
«Джуна придумала гениальную комбинацию. Вот мы с ней, будучи на улице, без каких бы то ни было свидетелей-коммунаров, приманили филина и велели ему подежурить ночью около окон. Предупредить силу будет некому, а ей как раз время явиться… Хоть посмотрим, на что она похожа. Ждём ночи, точнее, глухого утреннего часа, когда полуночники наконец спят, а те, кому рано вставать, ещё не просыпаются…
В нашей повести сила обозначена через «Катубу». И весь опус называется «Из переписки с Катубой». Построено так: жуткие разговоры в ночи между осведомителем и Катубой перемежаются рассказом о повседневной жизни коммуны. Главная героиня - сильно идеализированная Мгвана, или, скорее, среднее между Мгваной и Джуной. Главный герой - типа Самиани, но хитрее, с массой моих собственных отрицательных черт. Она его обожает, а он в итоге доводит до тюрьмы и её, и всех остальных. Потому что он-то и есть осведомитель. Она успевает это понять и убить его кинжалом. Накал страстей вроде удаётся, правда, Хламс ворчит, что детективный сюжет недостаточно закручен. Ему хочется вывести следователя без страха и упрёка. «Да ты пиши, - говорю, - то, что у тебя лучше получается, а это мы в «Василидочную» пропихнём!» Пока никто не обратил внимания, что мы туда такое насовали… Тем более, мы хитрые - вплели это внутрь бесконечного повествования… Буквально завтра номер с повестушкой пойдёт в печать!
Самиани опять подсунул Джуне стихи. Элементарно содранные с детской песенки про Мэри Энн. Аж сюда хочется выписать:
Узнаешь скоро, Дженни Джей,
Всю силу ты любви моей:
Я подвиг совершу во славу Дженни!
Не любишь ты таких затей,
О Дженни Джей, о Дженни Джей,
Но ведь и в самом деле ты -
Прекраснейшая в целом мире Дженни!
Бить я его не стал, только поднёс кулак к носу и велел впредь так не поступать. Мгвана смотрит на меня зверем. И на Джуну тоже, как на отмеченную милостью. Моя любимая в упор не видит, что негритянка ей враг, и считает её подругой. Я ей объясняю: «Пока охота не закончена, здесь друзей нет и быть не может!» На что она парирует: «А как же Хламс с Тратэбусом? И почему тогда она в повести у вас такая хорошая?» Крыть мне, честно говоря, особо нечем… Только поцелуями…»
* * *
В эти же минуты Мгвана и Джуна, почему-то оказавшись наедине, шептались на кухне.
- Слушай, - спросила половчанка, - у тебя нет такого ощущения, словно ты живёшь на вулкане?
Чернокожая рассмеялась, показывая белоснежные зубки:
- Эх, вот дома я жила на вулкане в буквальном смысле этого слова! У нас там весело…
- Так стоило ли уезжать? Впрочем, не мне бы говорить… Я люблю степь, но она убила мою маму…
Мгвана сочувствующе покачала головой и сказала в раздумье:
- Ну как тебе сказать… Рвёшься покорить мир, добиваешься чего-то - и тогда начинаешь скучать по дому… Но мне ещё рано дойти до этой точки. Я ещё всласть не пожила.
- А ты не боишься когда-нибудь расплатиться за эту жизнь на всём готовом?
- Не знаю, кто как, а я не боюсь. Я в своём праве, поскольку я дочь угнетённого народа. Когда-то я прибилась к этой стае, голодная, серая от холода и забывшая, что такое радость. Я ещё покажу старухе Джорджиане за всё хорошее!
- А что, если Джорджиане того и нужно? Чтобы такие, как ты, дурманили себе сознание и губили жизнь?
- Чепуха! Кто такая Джорджиана перед «Мистической рекой»? Там, где пехота не пройдёт и бронепоезд не промчится, наш ёж на пузе проползёт - и ничего с ним не случится! - Мгвана встала, потянулась, как настоящая дикая кошка, и, не прощаясь, ушла спать.
* * *
Разведка Гуамоко кончилась трагически. Он, несомненно, что-то видел. Но это нечто оказалось, видимо, настолько ужасным, что филин лишился дара речи… Буквально и капитально.
Коммуна была уверена, что он случайно присутствовал при явлении высшей силы. В «Мистической реке» считалось, что подходить к окнам и тем более в них пялиться - значит эту силу прогневить. Никому в голову не пришло, что птица могла сделать это сознательно, да ещё с подачи хозяина.
А кончился день вообще изумительно. Мгвана ушла и не вернулась. В следующий раз её увидели только в вечернем выпуске новостей. Негритянку задержали с самодельной бомбой у загородной резиденции королевы.
- Отпустят, - хором сказали ребята. И ошиблись.

Золото и имя
На следующее утро те, кто учился и работал, как ни в чём не бывало пошли по своим делам. Урфин и Джуна тоже. Хотя они-то были почти уверены, что охранные грамоты потеряли силу. Но ведь полиции явно проще накрыть всех на квартире, чем вылавливать каждого по его месту работы! Да и не пойди они, это могло навести остальных на подозрение - а не эта ли парочка сдала Мгвану? В коммуне оставался только бездельник Самиани.
- Ничего не будет, - успокаивал Урфин жену, - мы скоро отсюда исчезнем! Сейчас наш журнал с «Катубой» закрутил одно гигантское колесо, а Мгвана со своей дуростью запустила другое, в обратном направлении. И кто теперь кого перемелет - мне непонятно. Всё зависит от того, насколько ребята соображают.
Ночью он отправил онемевшего филина в Волшебную страну, с запиской для орла Карфакса.
Джуне в первый раз хотелось по-настоящему разозлиться на мужа. Будь её воля - она бы костьми легла, но спасла всех… Правда, она понятия не имела, как.
До школы она только дошла - и сразу вернулась. Одноклассники хорошо к ней относились и, как только её увидели, предупредили:
- Уходи, пока никто из взрослых тебя не увидел! А то сразу в полицию…
Джуна шла и размышляла: куда теперь? К Урфину в редакцию? К Мгване в тюрьму? Пока в её мыслях прокручивались варианты, она не заметила, как оказалась в мрачном, похожем на колодец, лишённом всякой растительности дворе. Очнулась Джуна только в родном подъезде. Махнув на всё рукой, быстро взлетела по крутой лестнице и пошла по длинному полутёмному коридору коммунальной квартиры. Но на полпути кто-то преградил ей дорогу.
- Постой, Дженни!
- Пустите меня, Самиани! Я спешу!
- Куда ты можешь спешить, небесное создание? Вот я спешу домой! Ты поедешь со мной! Мы умчимся с тобой в Тартанию, где романтические горы…
- Знаем, читали. Одетые вереском, и всё такое прочее. Оставите вы меня в покое или нет?
- Это я из-за тебя потерял покой! Соглашайся, и мы полетим с тобой в обитель блаженства! Ты прозябаешь здесь, прикованная железными цепями к нищему уроду, а у меня ты будешь ступать по золоту многие и многие мили!
- Сами бегайте по своему золоту! - вышла из себя Джуна. - Тем более что если оно там и есть, так не про вашу честь! И ни слова о моём муже! Обо мне можете говорить что угодно, но не смейте трогать Урфина!
Она выпалила всё это и тут же замолкла, застыла, поняв, что проговорилась. Остолбенел и Самиани - конечно, не от самих слов Джуны, а от произнесённого ею злосчастного имени. Придя в себя первым, он переспросил:
- Урфина Джюса?! Так ты находишься под игом ужаснейшего на свете злодея? И ещё не хочешь, чтоб тебя спасали?
Вся кровь бросилась в лицо Джуне. Она осыпала Самиани, как пощёчинами, короткими и злыми фразами:
- Замолчи! Урфин, может, и творил зло… Но он, по крайней мере, личность! И талант! А ты - жалкое ничтожество! Бездарь! Умрёшь - и никто не заплачет!
Легко - ведь силы её удесятерились от ярости - Джуна оттолкнула поэта и вбежала к себе в комнату. Встала, тяжело дыша, у окна. Сказала себе с укором: «Мне за тебя стыдно, Джуна Джюс!» Потом новая мысль пронзила её: «А Самиани-то домой собрался… Правда, что ли, соглядатай? Или просто трусит?»
Пытаясь успокоиться, молодая женщина открыла окно и выглянула на улицу. Но там творилось такое, что успокоению никак не способствовало.

В кольце
По улице шла огромная толпа. Многие, в основном крашеные старухи, размахивали последним номером «Бурямбы». А кое у кого были в руках горящие факелы. До Джуны долетали отдельные выкрики:
- Что они печатают?!
- Как они смеют?!
- Такой был хороший журнал…
- Лучший в Лондоне! А теперь - позорище!
- Какие-то грязные трущобы! Хорошо, что стоило нам отказаться от подписки - редактор сразу вышвырнул авторов на улицу!
- Да что вас заботит, леди? Я вот наконец-то узнала, в какое адское место попал мой сын, поступив в университет!
- А моя дочь, оказывается, уже в полиции! Она - представляете?! - дружила с этой чёрной террористкой!
- Один из написавших сам жил в Лондоне по охранной грамоте! Как и черномазая!
- А слышали, что лорд Хрэддок написал письмо в министерство печати об изъятии всего тиража?
- Что тираж? Когда же пожгут все эти коммуны?
- Чего ждать? Можно уже начинать!
Джуна с ужасом увидела, что в середине колонны, стиснутые со всех сторон, идут Урфин и его друзья по редакции. И что в колонне полно полицейских. Предотвратят они свалку или ещё усилят?
Кажется, полиции удалось отрезать беснующееся людское море от дома, где находилась коммуна. И оттеснить людей от троих «злоумышленников». Вокруг Урфина, Хламса и Тратэбуса образовалось широкое пустое пространство. Наступила тишина.
- А теперь, граждане, разберёмся организованно, - полицейский инспектор вышел в круг. - Кто из вас с так называемым коммунарским паспортом?
- Я, - Урфин казался спокойным.
- Он, конечно! - с той стороны кольца подбежал Самиани. - Он… да вы знаете, кто он такой вообще?
- А вас, сэр, не спрашивают! - отрубил ближайший к нему полицейский, вырастая перед поэтом. Самиани тут же заткнулся и сник.
- Ваше имя? - продолжал допрос инспектор.
Самиани опять рванулся вперёд и запрыгал на цыпочках.
Бывший узурпатор глубоко вздохнул, словно собираясь окунуться в ледяную воду, и ответил:
- А что мне терять? Урфин Джюс.
Джуна чуть с окна не свалилась. Самиани с размаху сел на асфальт. Хламс и Тратэбус слегка отпрянули от своего третьего друга.
- Тот самый или другой? - инспектор поправил очки и тут же спохватился: - Тьфу! Какой Урфин? Что вы голову морочите полиции? За невменяемого хотите сойти?
- Он говорит правду! - заверещал, поднимаясь на ноги, Самиани. - Он явился к нам, втёрся в доверие, мы ни разу не видели его под кайфом, он всё время строчил что-то в тетрадке, и вообще это он подставил Мгвану!
- Задержите до выяснения обстоятельств, - бросил инспектор, кивая на поэта.
- Я нормальный, - заявил меж тем Урфин. - Никого я не подставлял. Просто наша повесть вышла позже, чем Мгвана Нга Мохили успела её прочесть. А то она могла бы и не сделать того, что сделала…
- Врёт, Мгвана неграмотная! - опять встрял Самиани. - Он тут всё перебаламутил! До него нас все любили и никто не трогал!
Тут все опять заорали разом. Джуна перестала что-либо понимать и бросилась на улицу. Но, оказавшись на месте происшествия, застала только отъезжающую полицейскую машину. Взмах мужниной руки из окна. Злой взгляд поэта. Расходящуюся, достаточно разочарованную толпу. Обалдевших Тратэбуса и Хламса. К ним и кинулась половчанка:
- Привет! Куда его повезли?
- Привет, ну сначала в участок, а там видно будет… - художник глубоко затянулся сигаретой и спросил: - Слушай, Дженни, а зачем Улаф такую чушь понёс, что он якобы Урфин Джюс?
- Затем, что это правда! - Джуна подскочила на месте и бросилась снова в дом. - Сейчас принесу одну вещь!
Вскоре она вернулась с шифрованным дневником мужа.

Свидетель из прошлого
На эту ночь коммуна опустела. Все ночевали в полиции, в том числе Джуна, которую потом, уже под конец этого сумасшедшего дня, попросили проследовать в участок. В квартире всё перевернули, нашли наркотики и «наглядную антиправительственную агитацию», ту, что уцелела после полива из шлангов.
Долго шли перекрёстные допросы и очные ставки.
Мгвана твёрдо стояла на том, что никто из коммуны её не подговаривал бросать бомбу и даже не знал о её затее.
Урфин не отрицал своего нелегального проникновения на территорию Англии и проживания под чужим именем. Но утверждал, во-первых, что это не было бегство от суда на Родине, а во-вторых, что он не ставил себе цели поддерживать в Лондоне терроризм.
Самиани упорно «топил» Урфина. Кстати, большинство обитателей «Мистической реки» сейчас пришли к выводу, что поэт, скорее всего, и был соглядатаем. Либо прогневил высшую силу, в которую эти Марраны Лондона ещё продолжали верить.
Показания Джуны совпадали с мужниными. А тем временем Хламс и Тратэбус, сидя в хорошо знакомой комнате редакции, готовили к печати дневник Урфина. Ключ к шифру им успела сообщить Джуна.
Да, после выхода «Катубы» многие отказались от подписки на «Василидочную бурямбу». Но дело Мгваны Нга Мохили будоражило весь город. «Катуба» стала считаться чем-то вроде журналистского расследования. Редакцию опять осаждали и требовали подробностей. И тут, как ни в чём не бывало, явились уволенные друзья Урфина с самыми сенсационными документами. План Джуны заработал.
Лорд Хрэддок, хранитель государственной печати, опять поднял вопрос о закрытии журнала или возвращении его к прежней спокойной тематике.
- Нечего будоражить население, - говорил он, - сейчас мы их прижмём, и больше никто не пикнет против её величества!
Тут же поползли слухи о том, что журналистское расследование затрагивает тёмные дела самого лорда…
* * *
Элли Смит сидела с подругой в компьютерном классе педагогического колледжа. Умная машина просматривала все доступные ресурсы, разыскивая заданные слова: «Анархисты… антиглобалисты… уличные беспорядки…»
- Элли… - канючила подруга. - Ну давай на библиотеку залезем или в чате посидим!
- Да погоди! - отмахивалась девушка, которую многие считали феей. - Тебе бы только болтать, а мне ещё реферат писать. «Протестное движение современности». Сейчас процесс в Лондоне найду…
Сердце её сильно билось, когда она щёлкала по ссылке. Не так давно, во время этих же розысков, Элли наткнулась в Сети на ту самую фотографию, которая так поразила Евпсихию, увидевшую её в газете. Это лицо, молодое, но так похожее на лицо дважды свергнутого узурпатора, наводило на странные мысли и даже являлось Элли в тревожных снах. «Может быть, - думала она, - мы зря поступили с ним так мягко и дали ему ещё один шанс?»
Страница загрузилась, и девушке сразу бросилось в глаза знакомое имя. «Один из авторов повести «Из переписки с Катубой», проживавший в Лондоне под именем Улафа Дж. Нигигана, упорно утверждает, что в действительности является Урфином Джюсом, 1959 года рождения (хотя выглядит от силы на двадцать лет), гражданином Волшебной страны, недавно свергнутым там с незаконно захваченного им престола. В ответ на заявление, что его слова являются бредом, Нигиган призывает в свидетели «фею Элли из Канзаса или её младшую сестру Энни». Личности данных особ всемирно известны, так что мисс Элизабет Смит вскоре получит официальный вызов в Лондон в качестве свидетеля».
Элли перевела дух и, не обращая внимания на подругу, полезла в свой почтовый ящик. Самое умное, что она сейчас может сделать - списаться с троюродным братом Фредом Каннингом.
* * *
С первого взгляда было ясно: эти двое давно знают друг друга - прекрасно, но не с самой лучшей стороны. Такая явственная искра проскочила между Элли и Урфином, стоило им встретиться глазами.
Когда они виделись в первый и последний раз, девочке было девять лет, диктатору тридцать. Сейчас они смотрелись ровесниками. Элли устремила на него цепкий взгляд будущего педагога и психолога, пытаясь понять, что в этом человеке изменилось и что привело его сюда. Урфину стало не по себе, он мимоходом подумал, что ему никогда не нравились белокурые и светлоглазые…
Элли не удержалась от вопроса:
- Неуважаемый бывший бог и король, а зачем вам подтверждение вашей личности? Вас здесь никто, кроме нашей семьи, не знает. Вы могли бы и дальше…
- То-то и есть, что не мог бы! Я скрылся сюда не столько от праведного гнева сограждан, сколько от жгучего стыда перед ними. Попытался начать новую жизнь - да, под чужим именем. Но когда мне стало ясно, что здесь такие же, как я, водят за нос таких же Марранов… я решил во всём признаться и возвращаться на Родину.
- Ну-ну, - чуть не фыркнула Элли. - Вдруг у разбойника лютого чайник Господь прохудил, то есть, я хочу сказать, совесть Господь пробудил!
- А вот хамство, леди, вам не идёт, хотя я заслужил. Спасибо, что так уверенно меня опознали. Терпения вам и мудрости, такой, как у феи Стеллы и у моей жены.
Элли покинула комнату, задрав нос и пытаясь разобраться в своих ощущениях. Урфин опустился на стул и подпёр голову рукой. Эту игру против себя он выиграл. Теперь дело за ребятами из редакции.

Последний прыжок Чёрной пантеры
Настал день суда. Коммуна «Мистическая река» сидела на скамье подсудимых примерно двумя третями своего состава. Некоторых ребят спасли от суда родительские деньги, и шалопаев навсегда заперли в родовых имениях. В числе таких счастливцев чуть было не оказался Самиани, но больно уж сильно он был замешан…
Первой последнее слово произносила Мгвана. Выглядела она плохо, организм требовал кайфа, глаза блестели нехорошим блеском. Но головы она не опускала.
- Товарищи! Я, Мгвана Нга Мохили, двадцати лет, в последний раз решительно заявляю: покушение на королеву - дело моих рук и ничьих больше. Да, я виновата перед своими друзьями, мой поступок привёл их сюда. Но больше я ни в чём не раскаиваюсь. Придут те, кто сделает больше меня. А я вам не достанусь - я ухожу туда, где уже есть абсолютная свобода!
С этими словами она неуловимым движением коснулась сердца и шеи, нажала какие-то точки - и упала замертво. К ней бросились, первой подбежала Джуна. Пульса не было. Мгвана покинула этот мир.
Отойдя от потрясения, судья сказал:
- Ну что ж, продолжим! Надеюсь, никому больше не придёт в голову уходить таким путём от ответственности. Гражданин Урфин Джюс, ваше слово!
- Граждане, я давно всё сказал… - начал соавтор «Катубы». Но тут медленно, как во сне, поднялась с пола покойница Мгвана.
В зале завизжали. Соседки по скамье подсудимых шарахнулись на другой край. Те, кто ещё что-то соображал, заметили: лицо негритянки утратило всякое выражение, взгляд стал пустым. Она заговорила, как в трансе:
- Я умерла и теперь могу указать того, кто внушил всем нам мысль о безнаказанности. Того, кто приучил нас всех к наркотикам. Того, или точнее, ту, кто несколько лет играла нашими судьбами. Я всё время чувствовала её дух. Сейчас я её вижу. Она сидит вон там, прямо против меня.
Тонкий чёрный палец указал на кого-то в зале суда. Из той стороны, куда указывала Мгвана, раздался дикий визг. Негритянка снова упала на пол и больше не подавала признаков жизни. Тут в довершение всего в открытое окно влетел филин и закружился над визжащей. С резким криком:
- Она! Ведьма! Евпсихия! - птица целилась женщине в лицо.
Жертва встала с места и пошла, шатаясь, к скамье подсудимых. Остановилась напротив Урфина, и тут колени её подломились.
- Я, правда, больше не могу! - закричала она.
- Ты?! - поразился бывший король. - Ты и есть Катуба?
- Да какая я Катуба, я такое же звено и живу на таблетках! Правда, это такие таблетки, что научили меня летать! В буквальном смысле. Пустите… меня… в забвение… - она тихо сползла на пол.
* * *
Мгвана умерла уже окончательно, тело её не реагировало даже на ожоги. Никто не узнал, где её похоронили. Зато всем остальным вынесли оправдательный приговор. Собственно, для Урфина к этому шло и так. Сыграли свою роль публикации в «Бурямбе». Так что супругов Джюс отпустили в тот же день. Остальных ещё задержали, чтобы разобраться, кто из них держал связь с Евпсихией. Сильнее всего подозревали Самиани. Но в конце концов обитатели коммуны отделались предупреждениями и отправкой по домам, в основном далеко от Лондона. Наверное, они теперь закаются связываться с сомнительными компаниями. Спокойно заснут родители этих ребят - и королева Джорджиана. Ибо та борьба, которая ведётся против её политики, происходит тихо и незаметно…
Урфин и Джуна дождались приговора ребятам, распрощались с Лондоном и улетели домой на гигантском орле. Их провожало полгорода, люди пытались понять, кто они - этот человек, проклинаемый Родиной, и его красивая подруга… Скоро они узнают. В «Василидочной бурямбе» выйдет новая повесть, написанная Хламсом и повествующая обо всей жизни Урфина…
Что до Евпсихии, то, лишённая своего зелья, она быстро рассказала всё.
Почти с тех самых пор, как её перестали снимать в сериале, утюлюсенька работала на видного политика. Правда, тогда, пять лет назад, он ещё не занимал высокой должности, а заседал в третьеразрядной парламентской комиссии - по работе с молодёжью. Там он узнал всё про наркотики, про внушаемость, про любовь к приключениям… И решил создать карманную группу, вскормить её и держать в руках, чтобы в любой момент прихлопнуть. Параллельно он занимался ещё кучей разных дел, о которых утюлюсенька не имела понятия. И карьеру сделал не за счёт коммун - там события должны были идти своим чередом.
Евпсихию он подобрал на улице. К тому времени бывшая королева и звезда экрана уже находилась в таблеточной зависимости, туда и ушли все деньги, заработанные на съёмках. Но её новый хозяин всё же разглядел в этом жалком существе остатки сильного характера и постепенно сделал утюлюсеньку координатором всех лондонских коммун. Джуна была права: система работала без осведомителя внутри каждого сообщества. А тайная сила действительно обладала некоторыми сверхъестественными способностями. Она, в лице Евпсихии, глотала особые таблетки, разработанные в лаборатории шефа, и поднималась в воздух, к подоконникам. Она же писала записки, которые обнаруживались в посылках от высшей силы, в частности, внушала не глядеть в окна. А люди её хозяина обеспечивали полную безопасность коммун.
Вот и потерял дар речи филин Гуамоко, когда подглядел прилёт Катубы. В своё время он крепко натерпелся от первой хозяйской жены. Правда, чтобы исцелиться, ему оказалось достаточно пересечь границу Родины…
Евпсихия категорически не говорила одного - имени своего хозяина. Эксперты делали огромные глаза: неужели в таблетках, на которых она жила, заложена такая программа, не исчезающая, даже если перестать принимать? Факт тот, что при введении сыворотки правды сердце утюлюсеньки перестало биться.
Так и не узнали, кто стоял за делом «Мистической реки». Большинство предполагало, что это всё же Хрэддок, хранитель государственной печати. Но кто бы ни был - коммун в Лондоне он лишился.

Часть четвёртая.

Нерождённые, непогребённые
Она тебя в живых не оставит
- Бирелья-турелья, буридакль-фуридакль, край неба алеет, трава зеленеет. Ящик, ящик, будь добренький, покажи мне Урфина Джюса, где бы он ни находился!
Экран загорелся. Ворона Кагги-Карр разинула клюв:
- Матушки мои, а два дня назад показывать не желал! Словно супостат наш за Кругосветные горы подался!
- Тихо! - Трижды Премудрый Страшила уставился на экран.
Будь Правитель человеком из плоти и крови, у него глаза бы на лоб полезли. Волшебный телевизор показывал на деревянном крылечке совсем молодого парня.
- Сапожники! - заорала ворона. - Зачем вы урфинского сына показываете? Да и откуда он взялся, этот сын? И девчонка какая красивая!
Парень с девушкой сидели рядом, он обнимал её за плечи, она прижималась к нему… Она и впрямь была не просто хорошенькой, а красивой: точёный профиль, длинные чёрные косы и чёрные солнца глаз…
Кагги-Карр наконец затихла, и они с Правителем смогли услышать разговор.
- И что? И что? - тревожно спрашивала девушка.
- Да и говорит она мне, старая ведьма: вознесу, мол, тебя до высот, на каких ты ещё не был!
- А ты?
- А я про себя хрюкнул: если она метит на моё бывшее место, то я, будучи её слугой, ну никак не могу стать выше, чем я был… Ай, не щекочись, ей я этого, конечно, не сказал. Ещё подумала бы, что торгуюсь. Нет, говорю, не пойду! Хватит с меня! Достаточно по голове кирпичами получал! А она: «Я же знаю, что ты помолодел на двадцать лет! Неужели ты не хочешь прожить эти годы заново и исправить прежние ошибки?» А я: «Именно что хочу и уже начал!» Она: «Фу, дурак, небось девчонку завёл и хочешь тихим счастьем наслаждаться?» Хотел я ей сказать, что нашёл, да такую, какая никому и не снилась, - он крепче прижал её к себе, - да спохватился и говорю: «Нету у меня никого, сдался я кому-то с моим-то прошлым…» Она: «Да кому ты врёшь, ничтожный червяк! Да кому ты врёшь?! А то мои гномы, когда пришли за тобой, не видели твою хозяйку! А то они ещё раньше в летопись не записали, что к тебе невеста из-за Кругосветных гор приехала, а потом вы туда летали! Смотри у меня, я всё знаю! Я твою девчонку замурую в пещерах, отдам на растерзание стихиям, и ты поползёшь на брюхе куда я прикажу!»
- Ха, замурует она меня! - нервно рассмеялась красавица. - Я выпущу в неё все стрелы, какие привезла из родной степи, буду отбиваться как дикая кошка, а если уж ничто не поможет - заколюсь кинжалом, прежде чем эта каланча пожарная до меня дотронется!
- Глупости говоришь! - Урфин, если это был он, гладил её по волосам. - Кинжалом она заколется! Да почему ты решила, что я её подпущу на пушечный выстрел к нашему дому? Я ей так и сказал: «Так просто вы нас не возьмёте! Мы будем на той стороне, мы будем со всеми! А вы помяните моё слово - путь ваш нелёгок и приведёт к гибели, коли вовремя не остановитесь!» Ну и пошёл себе, солнцем палимый… Тьфу, ещё забыл, выходил от неё и на Руфа Билана наткнулся. Он меня, кажется, не узнал, а я от него отвернулся. Уж этот не откажется!
- Да шёл бы он лесом, Урфин, я за тебя боюсь! Она тебя в живых не оставит!
- Ну правильно, делать ей больше нечего, как сидеть и думать: вот оставить Джюса в живых или не оставить? Вот оставить или не оставить?
Они оба рассмеялись, но как-то невесело, в смехе девушки явственно прозвенели слёзы.
- Может, нам бежать в широкий мир?
- Джуна, это мы уже проходили! Там не слаще, чем здесь. Что мы там получили, кроме в чужом пиру похмелья? И потом, одно дело ты, а я отсиживался чуть не полгода в Лондоне, лишь бы в глаза соотечественникам не смотреть, тьфу, стыдно теперь вспомнить! Белой акации цветы эмиграции! Ничего не говорю, идея была моя, и там я хоть понял, что быть собой не так страшно. Но теперь мне тем более надо сражаться здесь!
- Тогда и мне!
- Воительница моя, это не твоя битва! - он наклонился к ней, губы их встретились. Страшила смутился и погасил экран.
- Да, - отмерла ворона, - его девушки все хуже динамита!

Магия ненависти
Густая пелена ядовитого тумана висела над горами. Джуна лежала на кровати, жмурясь, морщась и закусывая губы, чтобы не стонать. Тонкие пальцы вцепились в ладонь Урфина, сидевшего на краю постели.
- Ух, отпустило вроде… пока. Веришь ли, я за всю жизнь ни разу ничем не болела…
- От этой жёлтой гадости слон свалится! - Урфин продолжил фразу беззвучно, одними губами, но Джуна поняла, что он ругается последними словами.
- Да нет, я сильная… Я не столько даже задыхаюсь, сколько… тошнит меня…
Муж уставился на неё.
- Миленький, ну почему именно теперь? - она сделала обиженное лицо. - Великая радость - и теперь!
- Цветы эмиграции… - Урфин смотрел в пол и вертел в свободной руке стрелу. - Будь проклята эта Арахна и её Жёлтый Туман! Будь проклята! Почему за мои грехи должны страдать моя жена и мой ребёнок?!
Наконечник стрелы ввинчивался в деревянный пол, вертелся всё быстрее… Урфин мысленно выдавал такие тирады, за которые можно попасть в ад, даже если ни разу больше не согрешить…
Вдруг из-под наконечника повалил дым, полыхнуло пламя. Джуна взвизгнула и залезла на кровать с ногами. Урфин схватил со стола кружку и залил огонь.
Дым стал гуще и заполнил комнату.
- Чёрт, и не проветришь!
Но потом дым осел почему-то вниз. И супруги с удивлением увидели: воздух в комнате очистился от ядовитых паров…
* * *
Так они и жили с того дня, как в осаждённой крепости. Все щели в доме тщательно законопатили и не высовывались наружу без крайней необходимости… Много раз Урфин предлагал жене перебраться во владения Виллины, где злая Арахна побоялась устроить химическую атаку.
- Пусть туда идут слабые! - отвечала бледная, но гордая Джуна. - Жёлтая страна не резиновая! Я всё же родилась там, где есть зима, и тебя туда водила, у нас хотя бы тёплая одежда есть!
Чуть ли не в самом начале осады они получили письменное приглашение в Изумрудный город. Страшила писал, что ему всё известно о достойном поведении Урфина и что это искупает все его, Джюса, прегрешения. Но никуда супруги не поехали. В ответном письме Урфин делился своим способом борьбы с туманом. Посылал Правителю номер журнала с «Катубой». И признавался, что смотреть в глаза людям ему ещё тяжело… Джуна в конце приписала слова уважения и признательности, пообещала: «Когда-нибудь мы приведём своё дитя смотреть на чудеса столицы…»
Половчанка много раз считала на пальцах, и получалось, что это новое существо зародилось в ней, видимо, перед самым арестом. Чуть ли не в ту ночь, когда они послали Гуамоко на разведку… Тогда всё ещё было достаточно просто и поправимо. Тогда они наспорились до одурения о том, кого подозревать, и закончилось это как всегда:
- Урфин Джюс! Ещё два слова - и я всерьёз с тобой поссорюсь!
- Три можно? С предлогом?
- Ну, реки!
- Я у твоих ног…
А утром Гуамоко вернулся немым, потом пропала Мгвана…
…Филин после возвращения из Лондона почти не водился с хозяевами. Приключения на чужбине порядком выбили его из колеи, и он всё больше пропадал на охоте…
Недомогание половчанки вроде прекратилось, на жизнь она не жаловалась. Но, конечно, бытие их было нервным и к положительным эмоциям не располагающим. Урфин ходил мрачный и злой, на лице его читалось: «Что бы такого сделать плохого?»
- Джуна, у меня глаз чёрный, может, и сглажу эту… эту…
- У меня тоже, я ещё и помогу! Маленький, - она клала руку на живот, - прости, что растим тебя в ненависти! Эта ненависть святая!
…Когда злую великаншу загнали в ловушку сразу два противника - орёл Карфакс и железный рыцарь Тилли-Вилли, Арахна рухнула в пропасть с последним воплем:
- Урфин был прав!!!

Чёрные не проигрывают, но плачут
Шёл второй день избавления от Арахны и её злого колдовства. Джуна нежилась на крылечке под лучами вернувшегося солнца, заново училась улыбаться… Урфин копался в оживающих грядках.
Вдруг в мирной тишине раздался звонкий хохот, и знакомый голос прокричал:
- Приветище!
Урфин поднял голову - и чуть не кувырнулся. Раздался его возмущённый крик:
- Ну нельзя же так пугать женщину в положении!
Упомянутая женщина, впрочем, как-то не слишком испугалась и с восторженным визгом бросилась на шею гостье.
Ибо то была Мгвана Нга Мохили собственной персоной.
- Так ты что, не умерла? - с некоторой опаской спросил Урфин, подходя к крыльцу.
- Ну как вам сказать… Иногда я думаю, что никогда и не жила толком…
- А серьёзно?
- А серьёзно, - вмешалась Джуна, - она живая и тёплая! Можешь сам пожать ей руку!
Мгвана раскрыла розовую ладонь:
- Знаете, меня столько раз уже убивали, что я и счёт потеряла! Песню помните: «Ой-ой-ой, убили негра… Ну и что, что зомби - зато он встал и пошёл…» - она опять начала хохотать.
- Ой, Мгвана, а я думала, что зомби не имеют собственной воли… - у Джуны расширились глаза, скорее от любопытства, чем от страха.
- Так то простые, а я - суперагент Сверхцентра Освобождения! Меня так или иначе помнят все крупные города так называемого цивилизованного мира!
- Ты что, хочешь сказать, что тебя внедрили в «Мистическую реку»? - Урфин коснулся её руки и тут же отдёрнул свою.
- Ага!
- И бомбу ты бросила… - он впился глазами в её весёлое лицо.
- Именно. Чтобы сдать твою бывшую. До главаря, правда, не добрались, но он обо мне ещё услышит! Да, пока не забыла, получайте подарок! - негритянка порылась в сумке, висевшей у неё через плечо, достала книгу и протянула Джуне.
Та начала смеяться не хуже подруги:
- Ого! Ну, Хламс расстарался! Серия «След в истории»! А книга сама называется, от большого ума, «Сердце узурпатора», гр-р-р! Ой, а на обложке-то мы с тобой на акции, помнишь, где из шлангов поливали?
- Так, моя биография! - Урфин взял книгу в руки. - Не рано ли? С того дня, как мы покинули Лондон, уже столько всего случилось… Но всё равно спасибо! Слушай, Многократно Воскресшая, о тебе бы книги писать - ты сейчас куда?
- Домой, - Мгвана улыбнулась совсем по-детски. - Возвращаюсь на родную пальму, не знаю, надолго ли…
- А дети у тебя есть? - спросила Джуна.
- Мне нельзя. Ни замуж, ни детей… Пытаюсь вот от этого не страдать, у меня только мама, папу убили англичане, а братики и сестрички умерли в младенчестве… Ладно, приятно было повидаться, пойду!
Она расцеловалась с Джуной, всё же обменялась рукопожатием с Урфином. Подпрыгнула в воздух - и исчезла.
- Слушай, - нарушила долгое молчание половчанка, - она это серьёзно?
- Понятия не имею! Она жива, как мы с тобой - это факт. Но про то, что она агент - по-моему, выдумывает… Потому что если бы это было правдой - она бы так об этом не трепала.
- Ну тоже, как сказать… Многие полагали, что ты Урфином Джюсом никогда не был и всё придумал…
* * *
В следующий раз Мгвана объявилась ещё через несколько месяцев. Как всегда, свалилась на головы друзьям без предупреждения. И застала такую картину: бледная Джуна лежала на постели и страдальчески морщилась, а Урфин мерил шагами комнату, иногда высовываясь на улицу.
- Что здесь происходит? - спросила негритянка. - Ага, понятно, сериал «Скорая помощь»! Послали пернатого за доктором, и оба затерялись в подпространстве! Как вы тут живёте без машин и телефонов? Слушайте, пока они найдутся, я быстрее помогу! Если уж у тебя, подруга, всерьёз началось…
Она засновала по дому, производя массу шума и подбадривая обоих:
- Господи, да где у вас чистое тряпьё? Нечего тут бояться, проще сказать, в чём у меня нет опыта! Роды я принимала… так… три раза. Или четыре? Ты грей воду, а тебе я сейчас попробую снять боль… Нет, не получается, энергетика не совмещается… Стой сам около неё и держи руки здесь и вот здесь. Только не смотри на это! Мужики всегда в обморок падают! А ты кричи, если что, не стесняйся! Хотя с чего тебе кричать…
…Через три часа явился встрёпанный доктор из ближайшей деревни - той, что на землях Виллины. На плече его сидел филин, полный презрения ко всему этому глупому мероприятию. Заглянув в дом, врач и птица увидели, что молодая мать уже крепко спит, маленький Искандер лежит в колыбельке, а чернокожая рыдает в объятиях новоиспечённого отца…
Урфин не смог встать навстречу:
- Доктор, извините за беспокойство, мы уже сами справились. Вы посмотрите, всё с моими нормально? - он пытался оторвать от себя Мгвану и усадить рядом. Но она цеплялась за него и вздрагивала от рыданий. - Вроде вот дама всё сделала, только у самой неконтролируемая истерика…
- Поздравляю, у вас подарочный ребёнок! - говорил врач после осмотра, кладя мальчика на руки проснувшейся Джуне. - А если учесть, что вы его носили под Жёлтый Туман - вы героиня! Вы до ста лет проживёте и ещё пятерых родите, помяните моё слово! А вы, дама, медик?
- Отчасти, - Мгвана ещё приходила в себя после укола успокоительного. - Сначала колдовство вуду, потом разный опыт… А на медицинский я так и не поступила… Вот скажите, доктор, разве это не самое кошмарное, что можно сделать с женщиной?
- Что, не принять в учение? - не понял молодой врач.
- Да нет… Когда меня брали в Сверхцентр, то сразу сказали: сделай операцию, чтоб никогда детей не было! Я тогда молодая была и глупая, ну и согласилась… - она в последний раз шмыгнула носом. - Тем более, знаете, какая у нас детская смертность? Я вот у мамы осталась одна… - Мгвана перебрала амулеты на шее, выбрала один - многолучевую звезду на шнурке, подошла к малышу и надела амулет ему на шейку. - Это тебе, мой крестник, Искандер Джюс, носи до скончания века и не повторяй моих ошибок!
И она исчезла, как всегда - внезапно. Урфин ей вслед повертел пальцем у виска, в ответ на что Джуна показала ему кулак…
Ошалевший доктор был щедро вознаграждён плодами экспериментального огорода, а Мгване и в этот раз ничего не досталось…

На следующем витке
Прошло два безмятежных года. Семья Джюс жила дружно, изредка получая весточки из Лондона, от Хламса и Тратэбуса. Им с Урфином удалось перекинуть мост птичьей эстафеты за пределы Волшебной страны…
Один раз таким путём пришло сообщение: лорд Хрэддок, хранитель государственной печати, в одно прекрасное утро проснулся без гроша в кармане. Неизвестные с помощью компьютера взломали его счета и сняли все деньги.
- Ну всё, - смеясь, сказала Джуна, - ждём в гости тётю Ваню.
Так маленький Искандер называл свою, никогда не виданную, чернокожую крёстную.
- Не вижу связи, - удивился Урфин.
- Как же, прятаться придёт! Поскольку здесь нет компьютеров.
- А по-моему, она здесь ни при чём. Какие компьютеры, когда она даже читать не умеет?
- В предыдущей жизни не умела, а в новой может очень даже и уметь! Помнишь, как она сказала: «В этой жизни к траве не прикасаюсь»? И Хрэддоку она отомстить обещала! А поскольку два раза в одной стране она не светится, то действовала по всемирной паутине.
- Переоцениваешь ты её! И обещала она не Хрэддоку, а просто тому, кто стоял за коммунами, не факт, что это Хрэддок. А Мгвана разве может что-то сделать как следует? Намедведить - это пожалуйста, как в тот раз, дура, извиняюсь, семиабортная…
- Ну зачем ты так? Вспомни, как она страдала…
- Во-первых, сама виновата, во-вторых, хватит с меня патологически бездетных женщин!
Отсюда начиналась запретная зона - вернее, Джуна считала её запретной. Потому замолкла и принялась гладить мужа по голове…
* * *
А потом началось. Малыш Искандер слёг с температурой, а в Волшебную страну с неба явились пришельцы. И Джуна вся ушла в заботу, в напряжение воли, а Урфин - в далеко идущие партизанские планы. Он возвращался из старого замка, где обосновались инопланетяне, поздно ночью, когда Джуна уже засыпала от усталости. Подменяя её у постели сына, Урфин в одиночку обдумывал свою борьбу. Ругал давно покойную Арахну: всё же её химическая атака ударила по здоровью маленького невинного существа, и именно теперь! Просто аллергия на опасность какая-то! Да и Джуна, того гляди, не выдержит. Как ему сейчас не хватало её советов, споров с ней, которые всегда чередовались с поцелуями… Как ей недоставало его надёжного плеча рядом… А иначе было нельзя. В те тяжёлые дни они вообще почти не разговаривали… Он дремал вполглаза до рассвета и уходил, когда она начинала просыпаться…
…Кризис миновал. Ещё немного - и мальчику можно будет встать с постели. Джуна сидела у его кроватки и рассказывала про плохих дяденек с неба, которым папа ушёл солить. Искандер сам рвался в бой, пытался дотянуться до маминого лука, висевшего высоко на стене…
Тут явился филин, который по-прежнему навещал их дом исключительно когда вздумается. Обычно он начинал петь в уши Урфину, что вся страна называет его, Джюса, предателем, перебежавшим к пришельцам. Но бывшего узурпатора это мало трогало. Он прекрасно знал, что каждый его шаг виден первым лицам в волшебном телевизоре…
На сей раз Гуамоко был сильно на взводе:
- Джуна, пойди на два слова!
- Что случилось? Урфин?
- Не то, что ты думаешь, - зашипела вредная птица, садясь половчанке на плечо. - Ты его тут ждёшь, как Ярославна на печи, а он в пустыне вокруг чёрного камня пляшет, да не один, а с негритянкой этой чокнутой!
Одним движением Джуна стряхнула Гуамоко:
- Я долго терпела. Но мне ясно, что ты, злое создание, спишь и видишь, как бы разрушить нашу семью. Пошёл вон, пока я не взялась за лук и стрелы.
Филин понял, что это не подушками бросаться и не перья выдёргивать, и улетел. Хотя, между прочим, ни слова неправды он не сказал.

Как помочь Мгване
Урфин воплощал в жизнь дерзкий план: добыть изумруды, чтобы передать их арзакам - угнетённой части пришельцев и друзьям Волшебной страны. Это должно было избавить их от колдовской власти угнетателей-менвитов. В данный момент Урфин разводил костёр вокруг одного из чёрных камней Гингемы. И вдруг услышал знакомый смех.
Мгвана Нга Мохили стояла на камне, на одной ноге, делая изящную «ласточку», и словно ловила жар, идущий снизу. Ей было весело.
- Привет! - кивнул ей Урфин. - Ты бы слезла оттуда, ты ж не вдова, чтобы взойти на костёр…
- Много ты знаешь, скольких я пережила! - она сразу помрачнела.
- Извини. А камень всё же плавиться начинает, да и крестник твой болен…
- Знаю. Уже поправляется. Жёлтый Туман подействовал на него таким образом, что болеть он будет исключительно в самые неподходящие моменты. На Джуну это тоже может распространиться…
- Не сглазь! И отойди, а то рухнет сейчас всё! Я побежал за водой, может, успею костёр залить… - это он договаривал уже на бегу. А когда вернулся с ведром, Мгвана стояла всё на том же месте. Только на руках, благо была в брюках.
- Да уйдёшь ты или нет? - обозлился Урфин. - Сейчас ведь и тебя оболью!
- Ура! Сезон дождей! - она перевернулась в воздухе, ловко встала на ноги и подняла руки над головой, ладонями кверху.
- Ну ладно, сама просила… - ледяной душ облил камень и ноги девушки до колен, обрызгал её всю… Чёрная глыба рассыпалась на миллион осколков. Мгвана, потеряв опору, успела ещё раз перевернуться в воздухе и приземлиться за кострищем.
- А я ведь знаю, почему ты меня не жалуешь, - начала она, расшнуровывая мокрые кроссовки. - Потому, что если я не умерла, то и твоя Евпсихия может вернуться - ты не об этом думаешь?
Урфин не отвечал, собирая осколки, каждый из которых был украшен надписью «Гингема».
- Она не вернётся, - успокоила его Мгвана. - Может, она счастливее, чем я. Она попала в ад, она будет вечно мучиться, но там хотя бы всё ясно. А я не знаю, сколько мне ещё умирать и рождаться и когда я выполню свой договор… Я так устала, Урфин, если бы ты только знал… Тебе по-правильному сколько лет? Сорок три? Вот, а мне сорок пять.
- Мгвана, сходи к моим! Они обрадуются, Джуна тебя утешит, она умеет… А мне некогда, я иду к пришельцам.
- Ладно, Бог в помощь! Хочешь, помогу, пугну в темноте менвитского генерала?
- Ну давай, только не надо, чтобы нас видели вместе! Меня-то они знают, я у них, вроде, придворный поставщик овощей и фруктов…
- Я знаю…
- Всё-то ты знаешь… Слушай, а на что пошли деньги, украденные у Хрэддока?
- На больницы для наших детей, - Мгвана даже брови подняла: как можно об этом спрашивать?
- Значит, это всё же ты… И всё же за то дело?
- А ты сомневался?
- Я - да. А Джуна - нисколечко.
* * *
Вечером, когда Искандер уже спал, в маленький домик пришли Урфин с полной шкатулкой изумрудов и Мгвана, босая, в закатанных до колен штанах, опять повеселевшая. Джуна тут же ощутила, что железный обруч последних дней лопнул и всё пойдёт как раньше. Негритянка расцеловалась с подругой и с места в карьер начала выкладывать новости:
- Твой сказал генералу, что в замке есть тайник с сокровищами, запечатанный камнем с надписью «Гингема». Ну, генерал пошёл искать и приклеился. Пока он там барахтался, Урфин оставил его без изумрудов. А я, часа так через два, пошла генерала доканывать: «Помоги, - говорю, - мне нужен или вечный покой, или ребёнок!» Он напугался до смерти, но освободиться уж очень хотелось… Ну, оторвала его, камень-то маленький…
- И что же он выбрал? - с весёлым ужасом спросила Джуна.
- А ты угадай с трёх раз!
- Мгвана! - покраснела шокированная половчанка.
- Ага, каждый судит в меру своей испорченности! Не угадала! Он меня слишком боялся. У него руки дрожали, когда он пресловутым камнем бил меня по голове. Только мне, конечно, ничего не сделалось. Но воображаю, в каком виде вся сцена попадёт в его записки!
Они все вместе посмеялись, а потом Джуна спросила:
- Как же всё-таки тебе помочь? Как же тебе получить то, что ты хочешь? Слушай, если ты откажешься работать на свой Сверхцентр, тебя предадут лютой смерти?
- Не думаю. Они сказали, что позволят мне умереть только тогда, когда перестанут во мне нуждаться.
- А ты их видела когда-нибудь вообще?
- Их нельзя увидеть. Их голоса звучат внутри меня. И я действую согласно тому, что услышу.
- Так, всё ясно, - не выдержал Урфин. - Девушка, больная воображением, слышала голоса.
- Но она ведь правда кое-что может! - вступилась Джуна.
- Да простят меня дамы, но у психов часто такие способности проявляются, что мама не горюй!
- И что ты предлагаешь? - Мгвана почему-то и не подумала обидеться.
- Делать то, что ты хочешь, а не то, что тебе якобы велят. Ты сейчас на задании от них?
- Нет, в свободном полёте. Оценила ситуацию у вас и решила заглянуть.
- Ну вот и славно! Может, тебя Усыпительной водой напоить? Проснёшься - и всё забудешь, и про Сверхцентр, и про всё… Станешь другим человеком…
- А сколько надо выпить, чтоб больше не проснуться? Нет, всё это как-то не по мне… Тихо как-то, по-барышеньски…
- А если так? - Джуна подняла указательный палец. - Пойти к доктору, ну, хоть к тому, что не успел у меня роды принять, и пусть он тебе обратную операцию сделает! Чем чёрт не шутит, я читала, что такое возможно!
- Возможно. Проблема в другом: рожать от кого?
- Ну, я надеюсь, Самиани - это несерьёзно с твоей стороны? - бестактно поинтересовался Урфин.
- Самиани! Это была часть имиджа. Я тут недавно летала к ним в Тартанию, подложила поэту дохлую мышь под одеяло, так, чтоб практики не терять… Проблема-то в том, что ничего лучше не попадается!
- Встретишь. Полюбишь. Найдёшь, - Джуна говорила с глубоким убеждением. - Я двадцать лет ждала, потом пошла и взяла счастье с бою… - она прижалась к плечу Урфина.
…Минули ещё ночи и дни, и вот уже Волшебная страна провожает звездолёт с усыплёнными угнетателями и освобождёнными рабами, получившими изумруды из рук бывшего тирана. В толпе людей, животных и необычайных существ стоит Джуна с малышом на руках. Как и обещала, она принесла своё дитя на парад чудес. Стоит где-то рядом и Мгвана Нга Мохили. Её тут ещё не знают, да и не успеют узнать. Она скоро уйдёт к себе на Родину. И останется при детской больнице, если той суждено будет быть построенной. Быть может, там…
1993, 1996, 2003-2004