Любовь Отраднева

Нити жизни

 скачать книгу

От автора
Это продолжение фанфика «Четыре странных пары». Если бы звёздная восьмёрка вела дневники… Это сочинялось в десятом классе, записывалось в выпускном. При наборе было полностью переработано.

Ванда. Вроцлав, 2103
Каждый раз, как наступают сумерки, я сажусь раскладывать этот пасьянс. В нём только короли и королевы - мои друзья и подруги, мой Ильсор и я сама… Большинство этих фотографий снято моим аппаратом, самая полная коллекция у меня. Две свадьбы. Уже две. Но всё же моя будет не последней - Тонька моложе!
Я перемешиваю наши жизни. Я раскладываю кадры - налево, направо, крестом, звездой - и загадываю: пусть последним у меня в руке останется фото Ильсора…

Ильсор. Рамерия, 2500
- Прошу самоотвод.
- Друг Народа, ты что? Ты нас возглавлял, пока мы были под игом, ты с другой планеты принёс нам спасение - а теперь не хочешь вершить судьбу своего народа?
- Не хочу и не могу. Теперь пришла свобода, и место моё, как прежде, у чертёжной доски. Только отныне я буду знать: то, что я создам, не достанется поработителям. А законы писать - простите, друзья, увольте. Каждый должен заниматься своим делом. Совет арзаков без людей не останется.
Схожу с трибуны, стараюсь не глядеть в разочарованные лица ребят. Они, наверное, думают, что я их бросаю. Может, и правильно думают, в том смысле, что отдельные граждане в моём лице собираются гнусно решать личные проблемы за счёт высоких космических технологий. Можно сколько угодно прикрываться словесами о том, как мы станем державой на уровне Галактики, если наши корабли научатся прыгать через пространство. Ведь все отлично знают, что у меня невеста на далёкой Земле. Через два земных года Ванде будет восемнадцать… Вот столько и есть у меня времени, чтобы родилась «Диавона-2», быстрая, как мысль…
Ну, впрочем, что значит «у меня»? Просто я ненароком знаю, как это делается, и то потому, что периодически общаюсь с Гай-до. А делать-то, конечно, будем все вместе… Проект будет принят. Как только изберут этот Совет, куда я не хочу. А что, собственно, мы же просто вернулись к тому, что было до Гван-Ло, к тем законам, к тем порядкам… На Рамерии теперь снова два государства, отношения между которыми вполне добрососедские. Ну и что я в этом Совете забыл? Как там Чеди Даан ругается по своей науке социологии - я был ситуационным лидером. Просто так сложилось, что я попал в число тех, кто не поддаётся гипнозу. Это могло выпасть на долю любому - понять, что же сделали с нами менвиты. Дальше-то мы все вместе боролись! И опять же, не я первый тогда сказал, что мы вернулись на Рамерию, чтобы вернуть свою свободу, а не править тут же лыжи на другой край Галактики, даже ради самых сиреневых в мире глаз! Кто-то из ребят напомнил тогда о деле, а моя Ванда сразу загорелась…
Ущипнул себя за руку, чтобы не рисовать сердечки на протоколе. Стал дальше мысли гонять, про то, что на памятник при жизни не тяну. Я тогда, на острове, не стал ночевать на «Диавоне», остался с пришельцами. А ребята попали под гипноз коварного генерала! В стотысячный раз прикидываю, как бы мог повлиять на ситуацию, останься я тогда на борту. Опять получается, что никак. Тем более, что ребят вытащил Кау-Рук. Всё равно как-то муторно…
Так. Пока я тут самоедством занимался, мою кандидатуру поставили на повторное голосование. Шарахунга ро табанг, как скажет Дэлихьяр - я так понимаю, это нечто вроде «чёрт побери». Они что, сговорились по обе руки за меня поднимать?!

Каспиан. Нарния, 2306
- Вот тебе, милая, наша Нарния!
Мы стоим на самой высокой из гор. Здесь кончилась золотая лестница, что привела нас с Рамерии в мою страну. Сима смотрит вниз и по сторонам, а я - на Симу. У неё такое забавное выражение лица - удивлённое, растерянное, недоверчивое, и всё это с полуулыбкой… Она даже не жмурится от яркого нарнийского солнца, подставляет лицо его лучам. Разговаривать не хочется. Я, кажется, начинаю понимать, как можно, не слыша, видеть музыку сфер. И какими должны быть храмы…
Вздрагиваю от голоса за спиной:
- Серафима, дочь моя, приветствую тебя в Нарнии!
Аслан. Наш великий Лев. Три года назад он венчал меня на царство. И я до сих пор боюсь не оправдать доверия. Опускаю глаза. Потом кошусь на Симу. Она глядит из-под ресниц, рука её повисла в воздухе, словно она поймала себя на желании погладить львиную гриву. И я готов поклясться: грива эта и волосы моей наречённой почти одинаково отливают золотом. Конечно, не мог Аслан не пустить Симу в Нарнию, я это всегда знал и теперь вижу!
А великий Лев продолжает:
- Каспиан, сын мой! Ты сделал правильный выбор. Все прекраснейшие принцессы мира не стоят одной веснушки на лице этой девушки. Ибо она - дочь солнца, а значит, и моя. Ибо она не боится огня, сможет выдержать всё и ещё тебя поддержит!
Сима закрывает лицо руками. Видно только, как пылают её маленькие ушки. Я улыбаюсь глупой, гордой, счастливой улыбкой и обнимаю невесту за плечи. А Аслан, как всегда, исчезает вместе с последним своим словом - так же внезапно, как и появился.

Тоня. Горький, 1969
- А подите-ка вы подале! В своё время всё узнаете.
Что они на меня уставились? Жить я им мешаю, что ли? Спят и видят, чтобы Пашухина уехала учиться в Горький? А она, то есть я, вместо того поступила в пед на заочный и работаю в столовой родного детдома… Шарахунга, вместе тесно, врозь скучно, что ли? Не хочу отсюда уходить. Если уж уходить - так насовсем. Хотя ссорюсь я тут со всеми постоянно. Иногда задумываюсь: может, я вообще людей не люблю? Вроде пытаешься делать что-то хорошее, вроде сопереживаешь, и даже искренне, а они-то тебе - шиш. Либо дела никому нет, либо если есть - так ещё хуже. Ну нет у нас в стране такого закона, который запрещает учить джунгахорский язык! Ну почему это так всех удивляет? Чего я хихикаю? А, вспомнила, как забавно Дэлька говорит по-русски. На Рамерии этого не было, кстати, мы там все прекрасно друг друга понимали. Эх, ведь не попади мы тогда на ту далёкую планету - так бы и не пытались свидеться, наверное. Международное положение, прах его побери! Хорошо им там, на Рамерии - как провозгласили почти по-нашему: «Слоны - всем! В ямы - никого! Мерихьянго - вон!» - так и сделали. Ильсор вон ещё брыкается таким государством управлять, чудо в перьях! А над моим, над бедолагой, стоит этот регент чёртов, даром что дядька родной, подстилка американская! Дэлик и рад бы всё по совести сделать, да как?
Сейчас у меня руки опустятся. Пойду по кругу: правильно ли решила, да что это даст… Я ж комсомолка, я не могу просто сказать: хочу быть с моим милым - и точка. Хотя не буду тут кого-то убеждать, что этого я не хочу. Просто я-то себе мыслю открыть школу в Джунгахоре, преподавать там… Только, во-первых, возможно ли, во-вторых, моя ли это дорога?
Нет. Всё. Хватит. Я так решила, и я своего добьюсь! Пошла на кухню воевать с посудомоечной машиной, потом на берег Волги с учебником. Да что вы опять на меня уставились? Ну такая вот я, больная на всю голову. Ешьте что дают, а то вообще ничего не получите!

Дэлихьяр. Джунгахора, 1969
И колесо совершило свой круг, и Мировой Змей выбрал, кого укусить… Дух моего дяди Дамбиала Сурахонга отлетел в страну предков. Или воплотился в какое-нибудь животное, наверное, злое и противное… Хотя нет, животные не бывают противными. И международное положение их не заботит…
И остался я, на восемнадцатой весне, великим и главным слоном мудрости… Так и заявил советникам: буду снова дружить с Эс Эс Эс Эр! И небо не обрушилось на землю, и солнце не стало чёрным, и в дракона никто не превратился. Тогда я сказал ещё: что у нас будут работать эти… специалисты из Союза. И море не вышло из берегов, и слоны человеческими голосами не заговорили. И я пошёл готовить приглашение Туосье на стажировку в Джунгахору.
Смелым быть не так и трудно. Знать бы границы своей власти. Не сочинялся у меня дипломатический документ, и я смотрел из окна на звёзды и думал: когда на Каспиана свалилось бремя власти, ему было тринадцать. И он сумел стать хозяином Нарнии, и никто, кажется, на это не жалуется. Что ж. Они три года перехватывали мои письма к Туосье, все, кроме самого первого. Они мечтали меня сломать. Я отбивался, пока не попал на Рамерию. Подумать только, где и как мы снова встретились! И тогда я понял, что дождусь. И они могли сколько угодно думать, что сломали меня - я их в этом поощрял, спасибо Ильсору за школу! Теперь всё. Я пойду своей дорогой. Ну и пусть поздняя ночь…
За городом Горький,
Где ясные зорьки,
В рабочем посёлке подруга живёт!..

Чеди. Кают-компания Гай-до при перелёте с Рамерии на Землю
Я стою перед маленьким зеркалом и выдумываю себе платье. Ванда страшно завидует, что в моём времени уже такое изобрели… Наверное, завидует и Тоня, и даже Вандина мама, но виду не хотят показывать. Неужели для них это так удивительно? Я небрежно машу рукой и обещаю:
- Я вам подарю такую ткань, когда мы вернёмся в Эру Встретившихся Рук!
Ребят мы выгнали в рубку, а сами священнодействуем в маленькой каюте Гай-до. Я закрыла глаза и пытаюсь вспомнить, представить себе, как должна выглядеть молодая девушка знатного происхождения из далёких лет Эры Разобщённого Мира. Ванда бережно расчёсывает мне волосы, кажется, начинает заплетать косу.
- Не надо, - говорю я. - Оставь распущенными.
- Ты что? - удивляется она. - Тебя не поймут.
- Как раз поймут! Я же потеряла память и уже долго брожу по лесам! Я не могу выглядеть как с картинки!
- Да, правильно, - включается Тоня, - наверное, на вас напали разбойники, поубивали всех твоих родных, отняли все украшения… Думали, что и тебя убили, да ты очнулась… Придётся тебе новенькое платье порвать и… как это сказать… выгрязнить…
- Ну и жизнь! - усилием воли я уже переделала свою удобную короткую юбочку на длинную и узкую. Самым неприятным будет затягивать талию - кто только это выдумал? И чем-то стеснять грудь - а это уж вообще! - Нет, я представить себе не могу, как это можно убить человека, даже не одного, за какой-то жёлтый металл и прозрачные камни!
Ванда подмигивает мне, как посвящённой:
- А, что с них взять? Это я родилась в такие времена, когда золото уже добывали из морской воды, да и деньги отменили…
- Это на моей памяти было, - отзывается её мама Ирия, - я застала приход этой эры на родной планете Вестер… Чеди, слушай, а вы, девчата, заткните уши, вы ещё не завтра замуж идёте. Так вот, не вздумай рвать платье спереди по подолу и мазать сзади грязью.
- Ничего не поняла. Почему?
Ирия наклоняется к моему уху и шепчет:
- Господи, ну чтоб не подумали, что кто-то тебя силой брал! По тем временам позор такой, что глаз никуда не покажешь!
До меня доходит с трудом, но я старательно киваю и пытаюсь держать марку начинающего социолога-лингвиста. Ирия продолжает уже вслух:
- И не переиграй. Я много видела беспамятных, - она вздыхает, и эхом вздыхает разумный кораблик, - таких, которые вели себя как маленькие дети. Тебе это не подойдёт. Ходить ты можешь, говорить можешь, только слова иногда забываешь, можешь подзабыть, где и как себя держать, и главное - совершенно не помнишь своего прошлого!
- Только имя, - киваю я. - Диана.
- Может, лучше Дарья всё-таки? - говорит патриотичная Тоня.
- Можно и то, и другое, - я справилась с фасоном платья и теперь медленно крашу его в переливчато-голубой цвет, «чтобы к глазам подходило», как скажет Андрей. - Тогда многие предпочитали именоваться на французский лад…
Тоня фыркает:
- Перед грядущей-то войной с Наполеоном! Наша Сима снималась в фильме про ту войну, а ты останешься до начала?..
Война. Какое страшное и непонятное слово. Если я правильно помню, на этой войне Андрея должны убить… Мне становится нехорошо, но я спокойно говорю:
- Посмотрим. Наверное, мне быстро там разонравится…
Начинаю наводить на платье художественную грязь и рвань. Ванда теребит меня за волосы и напевает:
Увы, я пришла из леса,
Где буря шумит, где водится зверь,
И всё-таки я - принцесса…
- То же самое, что княгиня, - подмигивает она мне.

Ильсор. Рамерия, 2501
Тяну из машины длинную ленту распечатки. Умница, все расчёты сделала! Смотрю на цифры и начинаю делать чертёж.
Вот такая она будет, «Диавона-2», которую в нашем КБ втихаря окрестили «Диа Вандой» и думают, что я этого не знаю…
Нда, чтобы не входить в Совет, мне пришлось сделать финт ушами и лечь на месяц в госпиталь. Якобы с приступом жуткой космической лихорадки. Потом долго и упорно доказывать, что я ещё гожусь для работы с космическими объектами. Да, как сказала бы Тоня - воспаление хитрости, порок нахальства. Но зато теперь можно спокойно работать до следующих перевыборов Совета. Хотя до тех пор всё будет десять раз закончено…

Ванда. Вроцлав, 2103
Делаю курсовой проект. Таскаю по экрану блоки, пытаюсь что-то из них собрать… Мои соученики охают и ахают: «Как же раньше, в двадцатом веке, чертили карандашом по бумаге? Да где они такие огромные листы раскладывали?» Ну не знаю, по мне, лучше как встарь. Руками я рисую, по крайней мере, не криво. А тут, казалось бы, умная машина, точность - а всё разъезжается… Полетит такой кораблик с крыши на чердак…
Скоро я переведусь на заочное отделение. На очень заочное, потому что жить буду за много световых лет…

Сима. Нарния, 2306
Постояв и помолчав, мы начинаем спускаться с горы. Она не очень крутая, вся заросшая травой и кустарником, она кажется пушистой, и её хочется погладить. Спускаемся осторожно, но вскоре до нас доходит: самое лучшее, что можно сделать - это просто побежать со всех ног вниз. Мы бежим, и смеёмся, и под конец чуть не падаем…
- Не боишься, что подданные увидят? - тихонько подкалываю я.
- Нет, - улыбается Каспиан, - здесь это в порядке вещей. А всё-таки во дворец мы сейчас не пойдём. Там скучно… А пойдём в одну лесную избушку - я хочу тебя представить своим самым старым нарнийским друзьям.
В Нарнии почти везде можно добраться пешком. Удивительная маленькая страна почти сплошь заросла необыкновенными травами. Я скидываю туфли и иду босиком. Каспиан берёт меня под руку и запросто ведёт по своей стране. Навстречу попадаются самые разные существа - люди, животные, совсем невероятные создания - и все кланяются королю. Не так чтоб до земли, и глаз не прячут, и лица у них светлеют… Странно здесь. И хорошо. Как-то нереально хорошо.
Я уже устаю удивляться, когда мы добираемся до места. Знакомлюсь с говорящим барсуком и двумя гномами, как с обычными людьми. Барсук, которого зовут Боровик, неодобрительно качает головой, как древняя бабушка:
- Свадьба? Так скоропалительно?
- Хотя бы месяц на проверку чувств! - вторит доктор Корнелиус. Я вспоминаю, что рассказывал о нём Каспиан - старый полугном был домашним учителем юного принца и первый открыл ему, что кроме скучной и холодной Нарнии людей есть потаённая, сосланная в леса Нарния чудес…
Мы с Каспианом переглядываемся. Конечно, не очень приятно, что опять эти старшие лезут в наши дела. Что они знают о наших чувствах? Но мы молчим. И барсук высказывает то, что мы уже угадали:
- Пусть Сима пока поживёт у нас!
Всё очень просто. Им же скучно здесь одним! И хозяйственному Боровику, и мудрому Корнелиусу, и даже рыжему гному Траму, который, как я знаю по рассказам, вечно ворчит и делает вид, что ему ни до чего нет дела. Я смотрю на всех них с искренней симпатией. Представляю себе, как они нашли моего Каспиана, тринадцатилетним мальчиком убежавшего из дворца, приютили, повели в неведомый мир и научили быть повелителем… Когда мне было тринадцать, я тоже падала с лошади, только это было в кино… Где настоящее, где придуманное - я уже ничего не понимаю. Я киваю существам, а Каспиан говорит:
- Ну что ж, всё равно надо ещё столько всего подготовить… - и смотрит украдкой, одним глазом, не обиделась ли я? Я улыбаюсь и киваю несколько раз подряд. - Сегодня тридцать первое июля? Значит, королевскую свадьбу назначаем на последний день лета!
Ух! Мне даже страшновато становится. А вчера ещё я мечтала, чтобы это случилось прямо завтра… Почему-то вспомнилось, как напевала Ванда:
За окном последнее лето детства,
Босиком,
Далеко,
Насовсем…

Дэлихьяр. Джунгахора, 1969
На другое утро, как и полагается, мне в покои принесли фрукты, кокосовое молоко и оставили наедине с государственными думами. Есть не хотелось, мыслей и чувств роилось во мне с избытком… Я поднёс к губам половинку ореха и вдруг услышал чей-то комариный голос:
- О великий слон мудрости, не пей! Тебя хотят отравить!
Я опрокинул молоко на себя. Вздрогнул и огляделся. Если бы дело происходило на Рамерии, я был бы уверен, что это очередной буканчик. Но около королевского ложа высоко и часто подскакивал на одном месте прозрачный шарик. На нём было нарисовано симпатичное лицо, а в прозрачных глубинах всего остального поблёскивали разноцветные звёздочки.
- Кто ты и откуда ты это знаешь? - я изо всех сил старался не потерять лица.
- Зовут меня Сайпенготус. Я представитель ещё одного народа Джунгахоры, ещё одной расы твоих подданных, о незакатная жемчужина юга!
- Откинь эти славословия, - поморщился я. - Так вы, значит, не игрушки? Я много раз видел, как такие мячики продают в лавках мерихьянго. Они очень высоко прыгают, не мерихьянго, в смысле, хоть им и давно пора, а твои сородичи.
- Да, мой повелитель, - в подтверждение шарик ударился об пол и подскочил чуть ли не до потолка. Продолжая прыгать вверх-вниз, он рассказывал: - Проклятые иноземцы ловят мой народ в джунглях и превращают в игрушки! Они ловят и второй народ, знаешь, о повелитель, есть и такие липкие шарики, которые сползают по стене, если их в неё бросишь? Так вот, мерихьянго разожгли между двумя племенами шариков страшную и бессмысленную вражду. С помощью нас они ловят липучек, а с их помощью - нас. Но меня настигла любовь к Зеленавке из липучего племени, она сверкает на солнце, как хризолит.
- Я тебя понимаю, - кивнуть с достоинством мне не удалось. Ну и ладно, пусть знает, что короли тоже люди.
- И она ответила мне взаимностью, - продолжал Сайпенготус, - и мы поняли, что эта вражда бессмысленна и жестока, что она выгодна только проклятым захватчикам. И я пошёл искать у повелителя Дэлихьяра защиты и справедливости. И я подглядел, как твои советники подсыпали тебе яд. Они хотят, чтобы ты умер, о надежда Джунгахоры! С твоим добрым братом им удалось справиться хитростью, чтобы посадить на трон тебя, а над тобой - злобного регента! Но полночные шарахунги унесли его к себе. Тогда эти змеи в человеческом облике подписали тебе смертный приговор…
- Я понял, о достойный сын Джунгахоры! - в моём сознании боролись две мысли: как ужасен и, одновременно, как чудесен этот мир! - Чем я могу отблагодарить твою преданность?
- Защиты и справедливости, мой повелитель! Я постараюсь собрать где-нибудь в джунглях как можно больше своих собратьев, а моя невеста приведёт своих. И я припадаю к твоим стопам, чтобы ты пришёл на эту сходку, помирил наши племена и возглавил общую борьбу!
- Своих подданных я не оставлю! - пообещал я. - Немедля сам ухожу в джунгли - похоже, мне пора становиться королём в изгнании!

Тоня. Горький, 1969
Получила письмо от Дэлика. Собственно, ещё до этого узнала из газет, что злобный дядька помер, разом обрадовалась и встревожилась. А в письме его джунгахорское величество развернулся! Ощущение такое, словно ему стоит протянуть руку через моря - и он заберёт меня в Джунгахору! Вообще я, конечно, прекрасно знаю, что это он передо мной рисуется, а на самом-то деле ему и трудно, и страшновато… Даже Симкиному Каспиану в Нарнии трудно, а уж в нашем мире…
Симку я зря вспомнила. Когда мы последний раз собирались все вместе, как раз у них в Нарнии, мы с Крупицыной крепко поругались. Ну каюсь, начала я. Я её спросила:
- Сим, тебе не страшно думать о том, что когда-нибудь ты вернёшься в Союз - а там, буквально чуть не на другой день, война?
- А что толку бояться, всё равно этого не миновать! Сунутся к нам - скоро об этом пожалеют!
- Ну, не так и скоро. Страна же не готова к войне!
- Да кто тебе это сказал? Каждый из нас отлично знает, чего ждать от старого мира! Товарищ Сталин так и сказал: по мере построения социализма классовая борьба обостряется!
- Вот только не поминай при мне его имени! Сначала он на войне миллионы положит, потом ещё после - совершенно невинных! Да и до сколько положил!
Симка всё же спокойная, как танк. Наверное, потому что пионервожатая. Я бы застрелилась пионервожатой работать! Так вот, Крупицына кричать на меня не стала. У неё только лицо побелело, а веснушки за счёт этого потемнели. И ответила она очень тихо:
- Антонида, я тебе гожусь в матери. И тридцать седьмой год я помню. Из всех моих знакомых не посадили никого.
- Пф-ф… Очень странно! Ладно, посмотрю я, что ты будешь говорить, когда я тебя встречу не с помощью Гай-до, а найду тебя дожившую до моего шестьдесят девятого года! Если доживёшь. Ещё неизвестно, что с тобой будет в войну. И потом, в пятьдесят третьем, когда убили моих родителей! - я не люблю об этом говорить. Я боюсь расплакаться и уже жалею, что сказала. Хотя вообще-то всё равно все знают… - Надоело смотреть, как вас обманывают!
- Ещё неизвестно, кого обманывают, - жёстко сказала Сима. - Правда, найди меня в своём времени, поговорим!
Тут влезла ещё и Ванда, она всегда во всё лезет:
- Девчонки, в истории столько раз меняли чёрное на белое и белое на чёрное! Я, например, маленькая была, когда в Москве памятники Сталину восстанавливали!
- И мы сожжём то, чему поклонялись, и поклонимся тому, что сожгли… - это Чеди. Хорошо ей говорить, когда она до сих пор не понимает, как можно убить человека. Когда она всю жизнь прожила в мире, где нет проблем. Хотя, если так разобраться, она тоже выросла без родителей. У них там почему-то принято в раннем детстве запихивать детей в «школу первой ступени» и особо даже с ними не видеться… Вот уж чего никогда не пойму!
Мужская половина нашей компании из спора выпала совершенно. Так только, напружинились по углам, как сторожевые псы, готовые защитить каждый свою хозяйку…
Это я сейчас вспоминаю, как всё было, а тогда я просто кричала:
- Да ну вас всех! Сталин убил моих родителей!
- Секундочку, - сказала Ванда, словно холодной водой меня окатила, - ты извини, что спрашиваю, но ты уверена, что они погибли до марта пятьдесят третьего? То есть до смерти вождя?
- Он мне не вождь… - начала я и задумалась. А ведь мне никто и никогда не мог назвать точную дату! Мне никто и никогда не рассказывал, как всё было!

Андрей. Лысые Горы, 1811
План наш выполняется без малейших к тому препятствий. Диана моя обходительна и умна, по ней и не скажешь, что она не нашего круга. Она подружилась с сестрой и даже отца нашего очаровала. Всё это пустое светское общество сначала шепталось на её счёт, мол, ей проще по-русски сказать, чем по-французски, мол, на лице у ней написано, что ей место с дворовыми девками… Да про кого они не злословят, если ты хоть сколько достойнее их и умнее!
Свадьбы нашей я почти не запомнил. Всё было томительно долго, и я только видел, как улыбалась Диана. Не напоказ, не по правилам - нет, у ней улыбались глаза и всё лицо. Как потом она сказала:
- Самое смешное то, что «раба Божия Дарья» - это почему-то я…
Она много смеялась, особенно поначалу. А чем дальше - тем больше стала задумываться, высказывать мне наедине невесёлые мысли, говорить странные слова:
- Неужели человечество и впрямь должно столько выстрадать, чтобы жить так, как живём мы?
А ведь её не так легко сломить. Всякое дело ей удаётся: и чужой язык, и музыка, и танцы. Она удивительна. Она принадлежит мне, и я одновременно чувствую, что мне не достать до всех глубин её души. Когда она со мной - она смела и естественна, я боюсь её временами, а она говорит, что ни бояться, ни стыдиться тут нечего. Я ей рассказываю о проектах Сперанского - с кем из наших женщин можно вообще говорить об этом? - а она грустно кивает головой и отвечает, что всё это не более, чем росписи на фасаде. Глаза у неё при этом огромные, вбирающие полнеба. Я не понимаю её. И я её люблю!

Ванда. Вроцлав, 2104
Я ношусь по дому и распеваю во весь голос:
И платье шилось белое,
Когда цвели сады…
Но что же тут поделаешь -
Другую встретил ты!
Красивая и смелая
Дорогу перешла…
На самой надрывной ноте меня дёргают за косу. Поперхнувшись следующей строчкой, я оборачиваюсь и вижу маму.
- Ванда, - грозит она пальцем, - разве можно петь такое перед свадьбой? Накликаешь ещё, счастье своё разрушишь…
- Фигня, - отмахиваюсь я. - Мне просто музыка нравится. И чем я виновата, что это моим голосом хорошо получается?
Я несусь дальше, на миг задерживаюсь перед зеркалом. Ну ничего так, перед Галактикой не стыдно. Осталось причесаться - и можно выходить за калитку. И стоять там - ох, как же долго придётся стоять, пока ветер треплет фату, пока мысленно прощаешься с отчим домом, пока где-то на космодроме просит посадки единственная в мире «Диавона»…
Мама шумит, что ничего я не успею. Нет, я-то знаю, что спешить некуда. Наоборот, лучше время потянуть…

Ильсор. Рубка «Диавоны-2» при перелёте с Рамерии на Землю
Вот поросята, чтоб им астероидом подавиться! Вчера день на космодроме не был - так что вы думаете? Расписали звездолёт розочками и вывели на борту большими буквами: «Диа Ванда». Ну не свиноежи? А переделывать уже поздно…
Далее они заявили, что не подпустят меня к штурвалу. По их понятиям, я могу замечтаться да так куда-нибудь врезаться, что никакой автопилот не спасёт…
Ладно. Сижу, как дурак, в пассажирском отсеке, считаю секунды до прыжка через пространство. Надеюсь на умные приборы и на наше арзакское братство. Хоть они и ведут себя, как скотозавры, мои братья-арзаки! Точно знаю, что ни грамма они не выпили, но нашли же, что петь:
На поле танки грохотали,
Солдаты шли в последний бой…
- Отставить! - кричу я по громкой связи. - Ведь накликаете!
Остановил их не я. В следующую секунду свет в корабле погас, перегрузки возросли. Начался прыжок. Я знаю, как это бывает, а всё же крутятся в голове последние строчки:
И дорогая не узнает,
Каков танкиста был конец…

Каспиан. Нарния, 2306
В отличие от старых друзей, королевский двор принял мою невесту более чем насторожённо. Один министр так мне и заявил, и ладно бы мне, но это и Сима слышала:
- Ваше Величество, не далее чем в прошлом месяце вы не захотели жениться на дочери герцога таких-то островов и сказали буквально следующее: «Вот ещё! Она косая и с веснушками!»
Мне показалось, что Сима сейчас заплачет. Я закричал в запальчивости, как мальчишка:
- Сима не косая! - и уже более спокойно прибавил: - Сам Аслан впустил её в Нарнию!
В тронном зале притихли. Конечно, великий Лев не почтил нас ради такой мелочи своим присутствием. Но им хватило.
Сима потом и впрямь немножко всплакнула:
- Нет, правда, куда мне в принцессы? Помнишь, как на острове я вместе с тобой и ребятами бросалась картошкой, потому что этот менвитский генерал ни в жисть бы на меня не клюнул?
- Ещё бы он клюнул, я бы ему бороду выдрал! - выпалил я совсем не по-королевски. - Солнышко моё, что ты вспоминаешь какое-то ничтожество, когда ты покорила короля?

Тоня. Горький, 1969
Я сижу в кабине Гай-до, забравшись с ногами в штурманское кресло, и смотрю на экран. Разумный кораблик произвёл розыски в прошлом и заснял для меня допрос моего отца.
Меня колотит, я сплетаю пальцы и слышу хруст… Перед глазами возникает крупно, на весь экран лицо. Смелое и прекрасное, как я всегда себе и представляла. И надпись, сделанная уже на плёнке или на что он там снимал: «Полковник госбезопасности Пашухин Василий Петрович. Горький, 1952».
Я растерянно моргаю. Какое отношение мой папа может иметь к тогдашней адской машине?
А через экран уже идёт новая надпись: «Июль 1953».
Тот, что ведёт допрос, оказался тоже совсем таким, как я думала - похожим на жирную крысу. И, конечно, он дёргает носом, шевелит ушами, барабанит пальцами по столу, говорит гадости и исходит ненавистью. Ничтожество перед моим прекрасным папой! Но вот слова, что я слышу, повергают меня в шок.
- Я отказываюсь отвечать на вопросы, поставленные таким образом, - это было первое, что сказал для меня самый родной, пусть никогда не виданный человек. - Я офицер госбезопасности и заявляю со всей ответственностью: никаких невинных людей мы не убивали, а боролись с врагами народа! Тем более чушь, что покойный Лаврентий Павлович и его соратники пачками насиловали женщин. Если даже у нас в Горьком не хватало времени ни на что, кроме работы, то уж в Москве…
- Обвиняемый, не отвлекайтесь! - влезает крысиная морда. - Кончилось ваше время! Тиран усатый в гробу, главарь ваш очкастый получил пулю… Осталось только признаться!
- Ни в чём признаваться я не намерен! И уверен, что ещё полгода назад вы лизали ноги тем, кого сегодня проклинаете, и подавали расстрельные списки, и бесились, что их не утверждают! Во главе с Хрущёвым с вашим! Вам по сути и приписать-то нам нечего, кроме разврата! Где имена, фамилии, где цифры, где факты? Вы их прячете, чтобы вас самих не задело!
Экран гаснет. Из динамика слышится голос Гай-до:
- Дальше тебе смотреть не стоит. Будет избиение.
Я долго молчу, облизывая пересохшие губы. Мозги превратились в манную кашу. Кто же «плохой», кто «хороший», кто по какую сторону баррикад и с кем, в конце концов, я?
Всё, что я смогла спросить, было:
- А мама?
- Насколько я успел установить, Мария Павловна работала в том же ведомстве… Я потом всё для тебя засниму. Или свожу тебя в прошлое, сама посмотришь…
Да. Это моя война, и я должна сама выйти из неё победительницей. Сейчас рядом нет никого из друзей, нет даже Дэльки… Только Гай-до, которого я втравила в эту авантюру. Потому его мне стесняться нечего, и я плачу - долго, навзрыд…
Наконец привожу себя в порядок и прошу кораблик приземлиться так, чтобы можно было подойти к зданию ЧК в Горьком. Вот здесь это всё происходило, ой…
Я могла бы пробродить там долго, но кое-что в моём мире осталось ещё незыблемым. Надо было успеть в детдом, чтобы не пропустить международные новости…

Дэлихьяр. Джунгахора, 1969
Сердце Джунгахоры - это самая глушь джунглей. А я, король, так давно к нему не прикасался…
Шарики сидели под деревьями, словно там рассыпались многие и многие нитки разноцветных бус. Между двумя племенами была узкая полоска влажной земли. Прыгучие от возбуждения подскакивали на месте, липучие ворочались, отклеиваясь друг от друга. Те и другие были явно поражены, столкнувшись в этом глухом месте, и достаточно было самой слабой искры, чтобы началась всеобщая свалка. Сайпенготус привёл меня как раз вовремя.
Ну что ж, придётся сказать речь. Я глубоко вздохнул, призвал на помощь всех добрых духов во главе с Туосьей и начал:
- Народ Джунгахоры!
Мои необычные подданные притихли и уставились на меня маленькими блестящими глазками.
- Да, единый народ Джунгахоры, слушай своего короля! Ваша вражда бессмысленна и выгодна только нашему общему врагу - мерихьянго! Если мы сейчас ударим по ним все вместе - то они трусливо побегут с земли наших отцов! Этих скотов здесь совсем мало сейчас - они увязли в соседнем Вьетнаме в грязной и бесславной войне. Так неужели мы их не вышибем?!
К концу речи я сам почувствовал, что голос мой окреп и зазвенел. Я не люблю, когда на меня смотрят как на небожителя. Но они смотрели именно так, и сейчас это было правильно.
Диспозицию мы накидали в два счёта. И назавтра - началось!
Посольство США, многие плантации и торговые точки, да и дворец, где засели продажные чинуши - всё было атаковано шквалом шариков. Сородичи Сайпенготуса обрушивались врагам на головы, сородичи Зеленавки бросались им под ноги, заставляя спотыкаться и падать. А люди Джунгахоры высыпали на улицы, смеялись, показывали пальцами, бросались банановой кожурой и всякими отбросами.
Так мы гнали их до самой границы. Я был во главе одной из колонн, пьяный от радости, шальной от мысли: как раз сегодня мне восемнадцать лет, и как раз сегодня поганые Штаты празднуют День независимости… И ещё было очень интересно: попадёт ли моя счастливая физиономия в кадр, увидит ли её Туосья?..
Ну вот это она точно увидит - как потом я стоял на балконе дворца, а Сайпенготус с Зеленавкой устроились у меня на плече. В вытянутой руке я держал корону, да как уронил на площадь:
- На развитие образования в Народной Республике Джунгахоре!
Народ был сильно против моего отречения. Но я так решил!

Чеди. Лысые Горы, 1811
А я слабее, чем я думала. Одно дело - читать о страданиях и мытарствах, лёжа у себя дома под тёплым одеялом. А совсем другое - видеть это каждый день, даже - и особенно! - когда сама живёшь неплохо. Тяготят меня не условности этого мира, не взятая на себя роль - нет, угнетение человека человеком и то, что здесь это принимается как должное. Ну не Андреем моим, конечно, но всё ж таки…
Пару раз я всплакнула тайком в подушку. Только от Андрея не скрылась всё равно. Ну и стала его уговаривать:
- Давай улетим ко мне! Ты увидишь, какая там жизнь! А здесь и сейчас мы всё равно ничего не изменим!
Он согласился довольно скоро. Усмехаясь про себя, скажу: он не боится идти за мной, наверное, с того памятного шторма… Правда, мой князь высказался в том смысле, что когда-нибудь сюда вернётся. У него здесь сын и все родные, он не может вот так пропасть навсегда, он ещё надеется защищать Родину… Это на той войне, где его убьют?! Нет уж, позвольте вам этого не позволить! Спорить с ним я не стала, ну его, у него мышление своеобразное. Хотя что я заметила: он говорил исключительно о себе одном! Ну понятно, что он не хочет меня опять сюда тащить, и вообще-то это по-нашему, по ЭВР-овски - никто не вправе решать за другого… Только я всё равно обиделась.
Кстати, маленького князя Николеньку я предлагала забрать с собой и воспитать вместе с нашими детьми. В смысле, не с нашими с Андреем будущими, а вообще с детьми планеты… Но тут он стоял насмерть:
- Знаешь, ты мне сначала сама роди, потом распоряжайся!
Ну и оставил своего сына на попечении домашних и слуг… Какая ему, в конце концов, разница - всё равно пока маленький князь не подрастёт, мой большой с ним заниматься не будет. А, ладно, всё же мы сюда ещё вернёмся!

Ванда. Вроцлав, 2104
Я третий час стою у калитки. Идёт дождь. Развившиеся локоны падают мне на лицо, холодные капли бегут за шиворот. Мама с папой уже охрипли на меня ругаться и махнули рукой:
- Простудишься - пеняй на себя!
Что могло случиться? Что?! Я уже не знаю, отчего у меня лицо мокрое… Не чувствую ни холода, ни вообще своего тела. Я где-то не здесь…
Сколько раз мне казалось, что идёт Ильсор! А его настоящего я, конечно, просмотрела. На меня просто налетела зелёная молния с копной тёмных волос и растрёпанным полевым букетом, подхватила меня на руки:
- И ты всё это время здесь стояла? А нас занесло при прыжке, крутануло, еле выбрались! Отделались потерей букета, этот я уже в поле рвал…
С родителями я прощаюсь наскоро - боюсь разреветься. Так я обычно кричала ему, Ильсору, когда Гай-до развозил нашу компанию по домам после очередной короткой встречи:
- Я буду часто прилетать! Очень часто!
До самого корабля Ильсор так и нёс меня на руках. А потом платье, видимо погибшее, сушилось в каюте, а я сидела в кают-компании, переодетая в зелёный арзакский комбинезон, и пела вместе со всеми:
И машина пришла
На честном слове и на одном крыле!
Осталось подхватить всех наших. На свадьбе Чеди с Болконским никто из нас не гулял, чтоб не ломать им легенду. У Симы с Каспианом веселились на славу, ну, а Тоню пропьём последнюю!

Сима. Нарния, 2306 - Найда, 2005
Я живу очень даже неплохо. С удовольствием помогаю Боровику по хозяйству. Подолгу говорю с Корнелиусом об астрономии, а с Трамом - о нарнийской истории. Часами брожу по чудесному лесу, окружающему избушку, и он никогда мне не надоедает…
Каспиан навещает меня так часто, как только может - самое прекрасное, но и самое горькое… Он познакомил меня со многими и многими жителями Нарнии. Они стали моими добрыми друзьями, особенно весёлая белка Тараторка. Она добыла для меня платье - оно как облако, я таких не видела даже на киностудии. Я просто ахнула и ничего сказать не смогла. Но сама Тараторка была не очень довольна и без умолку трещала:
- Симочка, тебе белое не идёт! А знаешь, что надо сделать, чтобы ты стала прекрасней всех принцесс? Надо расшить это платье золотом! Ведь ты вся - солнце, золото и янтарь!
Нет, никогда я, наверное, не привыкну, что ко мне здесь так относятся! Я приласкала белку и с радостью сама занялась платьем. Теперь подолгу сижу на крыльце, прокладывая на белоснежном поле путаные золотые дороги… Они то пересекаются, то расходятся, и, глядя на них, я неизменно вспоминаю своих разбросанных по Вселенной и по реке Времени друзей…
В тот день я, как всегда, вышивала на крыльце и вдруг услышала рядом с собой комариный голосок:
- Здравствуй, Сима!
Я подняла голову и увидела на крыльце малюсенького человечка.
- Здравствуй! - ответила я без особого удивления. В этой диковинной Нарнии ко всему привыкнешь!
- Имею честь передать тебе привет… - человечек выдержал эффектную паузу и пискнул: - от Александра Дмитриевича Расщепея!
- Ай! - я так вздрогнула, что всадила иголку глубоко в палец. Конечно, я много здесь наслушалась о том, что смерти нет, а есть лишь переселение из одного мира в другой… Но всё же…
- Извини, ради Бога, - сказал крошечный посланец. - Я не хотел тебя напугать!
- Ничего, ничего! - я давила кровь из пальца и старалась казаться спокойной, хотя сердце бешено стучало. - Да где он теперь?
- На планете Найде. Слыхала про такую?
- Конечно.
- Ну и отлично. Потому что мне поручено тебя туда пригласить.
- А как же… Я, конечно, могу вызвать Гай-до…
- Это разумный корабль? Знаешь, не стоит его гонять. Всё гораздо проще. Если пойдёшь вдоль ближайшего лесного ручья с твёрдым намерением попасть на Найду, то через несколько минут окажется, что ты идёшь уже не по нарнийскому лесу, а по одному из парков города Бомбея - не земного, а найдинского. А от парковых ворот… - и человечек подробно объяснил, как добраться до дома Расщепея.
- Спасибо! А скажи, пожалуйста, как тебя зовут и откуда ты узнал, что я в Нарнии и что сюда можно именно так попасть?
- Зовут меня Вих Ван Вор. Я сын одной артистки, которая снималась в последней картине Сан-Дмича, - при этих словах лицо его омрачилось, но лишь на секунду. - А всё это я ниоткуда не узнал. Это нечаянно как-то, само узналось. Просто мы с Озмой (это замечательная личность, ты с ней ещё познакомишься и, надеюсь, подружишься) решили сделать Сан-Дмичу сюрприз и пригласить тебя к нам в гости.
- Так значит, он не передавал мне привета?
- Нет. Моя первая фраза была чем-то вроде пароля. Но я уверен, что он тебе очень обрадуется!
- Ах, если бы! - странно, но у меня моментально пропало всякое желание щёлкнуть нахального поросёнка по носу, хотя бы морально. - Извини, что перебила. Рассказывай, пожалуйста, дальше!
- Так вот… - в отличие от меня, он извиняться и не подумал. - Мы решили тебя позвать, но не знали твоего московского адреса. Что ты знакома с Гай-до - не додумались, просто дать ему поручение не успели. Потому что ещё раньше иду я по парку и думаю: «Вот бы попасть туда, где живёт Сима!» Смотрю - а я уже в Нарнии. «Ой, - думаю, - ой!» Но тут вижу тебя на крыльце… Ну и остальное ты знаешь.
- А-а, понятно… Ну пошли скорей! Ведь правда, что здесь не пройдёт ни секунды времени, пока меня не будет?
- Насколько я знаю Нарнию - да. Но я не думал, что ты так прямо и побежишь…
Я предпочла не отвечать и, посадив Вих Ван Вора на плечо, пошла указанной дорогой.
…В парке другой планеты мы встретились с Озмой - хорошенькой, черноволосой. Меня на секунду обожгла зависть: конечно, если она у него сейчас снимается… Но она была искренне мне рада и повела к себе. Мы трепались до самого вечера, когда должен был прийти Сан-Дмич. Выяснилось (и это меня царапнуло), что здесь, на Найде, он женился на матери Озмы…
Последние полчаса мы стояли у входной двери и прислушивались. Наконец с той стороны зазвенели ключи.
- Кто там шагает в поздний час? - весело спросила Озма. - Кавалер де ля Расщепей?
- А кто ж ещё, нет его веселей! - отозвался из-за двери голос, который я ещё недавно считала смолкнувшим навеки. - Здравствуй, Олеся!
- Добрый вечер. Скажите, вы Устю-партизанку помните?
- Как не помнить! Хорошая девчонка Сима! А что?
- Сейчас увидите! - Озма вытолкнула меня вперёд, и в эту минуту Расщепей переступил порог. На секунду он застыл на месте. Но тут же, весь просияв, закричал:
- Симочка?! Здравствуйте, милая! Ух, какая вы стали большая, какая красивая!
- Ну уж, Александр Дмитриевич! Это я-то красивая? - я даже забыла с ним поздороваться. Он ничуть не изменился - словно вчера расстались. Если только чувствовать себя лучше стал…
- Вы, гром и молния! Быстро же вы забыли, что со мной не спорят! Алька, где ты раздобыла это существо?
- Это не я, это Вих Ван Вор. Он её привёл из волшебной страны Нарнии.
- Ну и дела! Во-первых, у такой мерзявки такой сын! Ванюша, я бы тебя расцеловал за это, но боюсь ненароком проглотить! А во-вторых, вы, Симочка, времени даром не теряли, как я посмотрю! Тоже с разными волшебными существами, с королями да с принцессами, дружбу завели? Я сам на Найде познакомился со многими, в кого раньше не верил! И среди них есть очень милые. Я считаю, что вам повезло.
- И даже больше, чем вы думаете, Сан-Дмич, - вмешалась Озма. - Сима сама - без пяти минут королева Нарнии!
Я вспыхнула и, бросив на новую подругу укоризненный взгляд, сказала:
- Да! И приглашаю вас, Александр Дмитриевич, и Озму, и всех на свою свадьбу, которая состоится тридцать первого августа сего года!
- Однако! И вы ещё отрицаете, что вы красивая! Вон, даже короли влюбляются! А вы, надеюсь, не по расчёту выходите?
Я не стала ему отвечать - только покраснела ещё больше.
- Ну ясно, по любви, - кивнул головой Расщепей. - О том, не будете ли вы пособницей тирана, я, зная вас и некоторые сказочные страны, не спрашиваю. Желаю огромного счастья. Но это не значит, что не приду на свадьбу. Мы все будем - если мне объяснят, как попасть в Нарнию!
Слово было немедленно предоставлено Вих Ван Вору… А потом мы смотрели картину «Мятеж Алехандро-с-мышью». Сан-Дмич сначала предлагал мне подарить кассету, но потом сообразил, что в Нарнии её не посмотришь…
Я вернулась с больной головой и радостным сердцем. Вот Каспиану расскажу!

Тоня. Горький,1970
За год, что минул с моего первого прикосновения к прошлому, я прочла кучу разномастных книг о Сталине и Берии. В основном натащила мне их Ванда - все новейшие на начало двадцать второго века исследования. И в прошлом я побывала много раз. И с Симкой сорока четырёх лет встречалась. После всего этого в голове у меня прояснилось и образовалась стройная система. Но об этом я пока никому не рассказываю…
Сегодня и так обитателям детдома откроются многие мои так называемые тайны. Сегодня тринадцатое мая, день, когда мне исполняется восемнадцать с половиной лет. Смешно сказать, но наши суеверия я отмела. За то, что родилась тринадцатого числа, уже в полной мере получила. На то, что в мае нельзя вступать в брак, тоже плюнула. А вот за джунгахорское «полулетие» поклялась держаться ещё тогда, когда прощалась с Дэликом после Рамерии…
С утра никак не могла добыть себя из-под одеяла. Всю прошлую неделю мне «прибивали» всякие тропические болезни, так что самочувствие паршивое. Но у меня титанические планы на этот день. Сделав себе внушение на двух языках, я всё же встала, как и хотела, раньше всех. Пошла на волжский берег. Разулась и ступила на кромку воды. Не парное, конечно, молоко, но мне нравится. Я смотрела в небо, подставляла лицо ветру и прощалась со всем этим, что создало меня такой, как я есть…
Дальше день покатился своим чередом. Если не считать того, что я ни разу ни с кем не поссорилась и не в свою очередь пошла мыть пол в зале. Снова, как в Волге, глядела на своё отражение в ведре с водой и мысленно просила прощения у всех, кого здесь оставляю…
В город сегодня не пойду. Находилась уже. Последнее паломничество к зданию ЧК было тоже, стало быть, вчера. Ладно. Можно достать из подпоротой подушки кольцо с изумрудом, а из тумбочки - пакет документов на выезд в Джунгахору. Уложить оставшиеся вещи. Обойти всех и попрощаться. Меня потрясло, как всем жалко было расставаться и сколько хорошего мне сказали. Даже заведующая столовой, с которой мы всю дорогу в контрах, погрозила кулаком в адрес невидимого Дэльки:
- Украл ты у нас Антонидушку, басурманин! - ну, она всё-таки не может гадость не сказать…
Наконец я разделалась со всеми делами и села ждать. Руки привычно потянулись к вязанию. Когда нить бежит из клубка, переплетается сама с собой, так хорошо думается о разбросанных по Вселенной друзьях и особенно о нём, единственном, кто живёт в одном с тобой времени, да и вообще о Единственном…
Только сегодня мне это не помогало. Я сидела как на иголках, прислушиваясь к каждому шороху. Постоянно спускала петли и, шёпотом ругаясь, начинала заново… И всё же вздрогнула от неожиданности, когда услышала под окном:
- Туосья! Здравствуй, я за тобой!
Не утруждая себя путём до дверей, я открыла окошко, вскочила на подоконник и ответила некоронованному королю своих грёз на его родном языке:
- Приветствую тебя, Дэлихьяр Сурамбук, посланник свободной Джунгахоры!
Вот тут я удивилась, как могут расшириться его узкие глаза. Я, конечно, понимаю, что говорю с чудовищным акцентом (в любом другом городе страны его обозвали бы «нижегородским»), но вряд ли хуже, чем Дэлька по-русски. Не давая ему опомниться, я перебросила ему сумку с вещами. Но дальше он сработал чисто - помог мне слезть с подоконника на улицу. Кажется, мы целовались под тысячами любопытных взглядов, и нам было всё равно…

Андрей. Земля, 4182
Здесь мы прожили уже шесть лет. Диане, если по солнцам и лунам, тридцать два года, а по меркам моего времени - двадцать. Да и мне тридцать осьмой год - а на столько я себя не ощущаю. Чувствую себя так, словно попал в рай. Не в такой, о котором сам мечтаешь, а о каком писали ещё древние…
У нас две дочери - Маша, по-здешнему Ма Шор, и Лиза - Зани Лиор, четырёх и двух лет. Пожалуй, своего сына я вижу чаще, чем их. Ведь мы часто возвращаемся в моё время, дабы там думали, что мы и не исчезали.
Тяжело жить двойной жизнью, не сбиваться при этом и не обижать никого. Здесь, правда, всё понимают, но почему-то завидуют… Мне их жизнь кажется холодноватой, словно все они - древнегреческие статуи. Они будто уже всего достигли и не знают, к чему далее стремиться. Может, потому ищут погружения в жестокие миры, как мой и как эта планета Торманс…
Конечно, я не стал удерживать Диану, когда её включили в состав экспедиции. Мне трудно судить, но я понимаю, что у моей жены есть знания и способности, необходимые для этого опасного полёта. И всё же тяжело думать, как она там будет, как на неё будут смотреть нехорошими взглядами, как она опять начнёт умирать от жалости к людям… Скорей бы она вернулась! А то она, маленькая, хрупкая - там, а я, мужчина, дворянин и офицер - здесь. То, что я знаю и умею, в этом мире не нужно…

Ильсор. Рамерия, 2502
А что рассказывать, когда всё хорошо? Гуляли мы всей арзакской частью планеты, плюс, конечно, друзья из других миров. Теперь Ванда носится по КБ и кричит:
- Столько металла уже давно никто не использует! Все на пластике летают!
Никто, однако, поганой метлой её не гоняет. Если она что-то говорит, то тут же подкрепляет схемой на клочке бумаги. Несёт свет передовой земной техники - такая производственная практика, такая заочная учёба. Я бы не смог так с людьми старше себя, но я и не из другой цивилизации…
А когда у Ванды будут каникулы, я возьму отпуск, и мы слетаем в Волшебную страну…

Каспиан. Нарния, 2345
Милостивый Аслан, как же больно… Я больше сорока лет правил счастливой страной - а теперь в одночасье лишился и жены, и сына…
Проклятие! Что их унесло без меня на охоту? Никогда Сима и не любила этого, наверное, мальчик настоял…
Наследнику престола принцу Рилиану - двадцать лет… было. Или есть? Он у нас очень поздний ребёнок. Никто, ни врачи, ни маги, не мог понять, в чём тут дело, но мы стали родителями почти через двадцать лет брака… За плечами осталось многое, начиная с замечательного плавания на край света. Там, в этом путешествии, встречалась нам девушка, дочь звезды, которую кое-кто называл моей судьбой. Но какая у меня может быть судьба, кроме моей Симы?
Ванда Соколовская, которая утверждает, что читала книги наших судеб до того, как их перемешал полёт на Рамерию - так вот, Ванда очень интересовалась вопросом, как изменится жизненный путь мой, моего сына и всей Нарнии от того, что я привёл себе жену из другого мира. Теперь Ванда сказала, уронив руки на колени:
- Ничего изменить нельзя! Мужайся, Каспиан, видимо, предначертано было погибнуть твоей жене, кто бы она ни была… Но ты не отчаивайся - одна ваша жизнь заканчивается, а впереди ещё вторая!
Провидица доморощенная, исследователь, с крыши на чердак… Я уронил голову на руки, чтобы не видеть лиц за поминальным столом. Из их круга никто ещё не выбыл…
Я закрыл глаза и стал представлять себе Симу. Свою жену и королеву. Все эти годы в семье у нас царило согласие, а у страны был прочный мир с Тархистаном. Королева Серафима Солнечная обаяла имперский дипломатический корпус, а другой рукой в это время развивала воинские искусства.
- Меня стрелять учили в школе, - говорила она, - тебя тоже - с детства. Так надо учиться всем.
- А мы разве собираемся на кого-то нападать?
- Мы - нет. А вот на нас - запросто.
Не напали. Мы и Империя менялись медовыми улыбками, выхвалялись друг перед другом искусствами - и камни за пазухой крошились в коварных тархистанских руках…
Вот всё и кончилось. Слава Аслану, я не видел, как Сима билась в кольцах огромной, ядовито-зелёной змеи. Хотя что я несу, если бы я там был, я бы не допустил этого. А теперь - Сима умерла и вернулась в свой мир, который даже не должен был заметить её отсутствия. А сын и наследник исчез бесследно. Глупый мальчишка, похожий на меня и совсем не похожий на мать. Ванда клянётся, что он найдётся. Но я Ванду не слушаю. Аслан милостивый, что же будет со страной? Кому она после меня достанется?

Дэлихьяр. Джунгахора, 1970
Мы ворковали в течение всего полёта, аж даже соседям надоели. Хотя кое-кто, видимо, меня узнал и не скрывал своего любопытства, таращась, разумеется, на Туосью. Мне это одновременно и приятно было, и злило немножко…
В бывшем королевском дворце мою невесту сразу оторвали от меня и увели наряжать - несколько наших женщин и подруги по Рамерии, все три уже замужние.
Вывели они её через час, и было её не узнать. Вся в переливчатых, светло-зелёных шелках, с браслетами на руках, расставшись наконец с неизменной своей синей гребёнкой и соорудив из белокурых волос пышную причёску, украшенную цветами, Туосья так и пыталась слиться с моей страной. Многие сейчас, я уверен, вспоминали добрую русскую королеву - мою бабушку, Бабашуру… Хотя королей и королев в НР Джунгахоре больше нет!
Свадебная церемония была сугубо гражданской, что не помешало увешать весь зал огромными цветочными гирляндами и протащить нас верхом на слоне через всю столицу. Шарики так и сыпались вокруг нас каскадом, ухитряясь никого не задеть…
…Только поздно вечером мы остались одни. Я потянулся закрывать окна, а Туосья засмеялась:
- Да не прилетят никакие шарахунги! Теперь и здесь, в Джунгахоре, коммунисты убили всех духов!
- А я не к тому, - смутился я, - я не хочу, чтобы нас слышали.
- А кто собирается шуметь?
Она легко и красиво упала на кровать. На светлом Туосьином лице было выражение восхитительной покорности, какого я ещё не видел ни разу…

Чеди. Торманс, XX столетие их цивилизации
Здешние жители - потомки землян, но при взгляде на тормансиан я почему-то вспоминаю арзаков. Такие же темноволосые и темноглазые, такие же придавленные к земле. Только не гипнозом, а порочным образом жизни. Арзаки тихие и воспитанные, тормансиане шумные, совершенно не понимающие, что надо думать немножко и о ближнем. Всё равно, и те, и другие умеют радоваться, как дети. Как хорошо, что я взяла сюда кристалл звукозаписи с древними песнями, записанными в гостях у Ванды. Они хорошо действуют на здешних ребят, особенно детские и очень старые лирические.
Я сейчас живу в одной семье под видом местной девушки. Хозяева, конечно, в курсе дела, ну и для живущих в доме я иногда устраиваю концерты и танцы, защищаясь от лишних ушей энергетическим полем. Сестра хозяйки - мой главный проводник в этом мире, она создала мне внешность и учит, как себя держать. Мне она почему-то напоминает сестру Ильсора, загубленную генеральскими приставаниями. Её и зовут похоже - Цасор.
Сегодня у меня день рождения. Не слишком весёлый праздник здесь, вдали от дома, среди несчастных, которые вообще не понимают, как можно это праздновать, поскольку в двадцать пять лет их поведут умирать в храм. Здесь не умеют бороться с перенаселением, поэтому идут на чудовищные меры. Ещё в школе детей сортируют на долгоживущих и короткоживущих...
Мы, как всегда, потанцевали, все разошлись, а мы с Цасор взялись за дело. Она швея, работу берёт на дом, а я взялась ей помогать. Музыка зазвучала по новой, и иголки засновали в руках. Нити наших судеб - куда они ведут, где пересекаются? Кто и когда заштопает эту чёрную дыру - разлуку?
Звонка в дверь я не услышала. Не увидела, как Цасор пошла отворять. Первое, что дошло до моего сознания - голос Андрея. И этому я ничуть не удивилась, словно и не выныривала из своих мыслей.
- Иду, иду! - я схватила растворитель и брызнула на волосы. Как-то совсем не хотелось, чтобы он увидел меня перекрашенной в чёрный цвет. Но вернуться в прежний вид я не успела. До меня дошло, что Андрей добивается от Цасор, где я. Добивается, естественно, по-русски, та ни слова не понимает и всё больше пугается, а князь мой, соответственно, постепенно выходит из себя.
- Я здесь! Я здесь! - я стрелой вылетела на лестницу, схватила Андрея за руки и увела в квартиру. Цасор дико посмотрела на нас и, опустив глаза, тихо ушла в свою комнатёнку. Каюсь, в тот момент я не придала этому значения…
А Андрей, похоже, не замечал моих буквально пятнистых волос. Он держал меня за руки и говорил в который раз:
- Бедная… Как ты здесь выдержала столько времени? Вон как исхудала - кольцо с руки падает…
- Я-то ничего, держусь… А ты - как ты мог решиться на такое безумие?
- Ты позвала меня, Диана - как я мог тебя оставить?
- Я? Звать тебя в этот ад? Я никогда этого не делала, я и помыслить не могла…
- Диана! Ты разве забыла: «Если б рядом был ты…»? Забыла своё послание из ада?
Я уставилась на него. Конечно, я не забыла, но какая связь?..
Несколько недель назад меня начали преследовать строки, из которых в конце концов сложилось стихотворение. Именно само сложилось - я в жизни не писала стихов. Не стала я доверять это ни бумаге, ни кому-нибудь из окружающих - так и носила в себе…
Вся планета - в цепях. Вся планета - во лжи.
Всюду прячется зло, как гадюка во ржи.
Я брожу по планете, пытаюсь помочь,
Я хочу, чтобы кончилась вечная ночь,
Я хочу, чтобы каждый здесь личностью был,
Чтоб людей, и природу, и космос любил,
Чтоб свобода пришла… Но мне трудно одной:
Не волшебница я, не Христос, не герой!
Если б рядом был ты, о Андрей, милый мой,
Для меня бы все трудности были игрой,
Я б парила над ними на крыльях любви,
Я б сумела зажечь пламя правды в крови
Тех несчастных, что здесь прозябают во мгле…
Но тебя нет со мной - ты, увы, на Земле!
Впрочем, сердце своё я унынью не дам!
Если любишь меня - мне поможешь и там!
Только помни меня, и на звёзды смотри,
И заветных три слова в душе говори!
Я услышу, воспряну, душа запоёт,
Станет всё нипочём, и победа придёт!
И к тебе я вернусь, мой Андрей, и тогда
Не расстанемся больше с тобой никогда!

Андрей. Торманс, XX столетие их цивилизации
Как бы ни удивлялась Диана - я её призыв услышал. И без промедления вызвал Гай-до, чьи попытки отговорить меня оказались безуспешны.
Как мне потом рассказали, корабль с Дианой и её товарищами долго просил разрешения на посадку, они изо всех сил доказывали, что прилетели с миром… Мы с Гай-до ворвались на Торманс, как вихрь, и разговаривать ни с кем не стали. Когда мы проносились над дремучими лесами, я вдруг увидел на экране разъярённую толпу дикарей, окружившую троих людей в разноцветных металлических одеждах.
- Это наши! Наши! Наши! - закричал я, не помня себя. В этот миг я как никогда ощутил своё братство со всеми землянами, даже с теми, кого порой не понимал, даже с теми, кого, как этих троих, видел раз в жизни. - Гай-до! Надо их спасать!
Разумный корабль не заставил просить себя дважды. С диким воем он начал медленно снижаться. Дикари в страхе разбежались. Земляне - двое мужчин и одна девушка - были спасены. Гай-до принял их на борт и, следуя их указаниям, добрался до столицы.
За безрассудный наш поступок нам от начальников экспедиции не досталось - три спасённые жизни перевесили всё. Никакой благодарности мы не хотели, я только добивался, где найти мою Диану. А узнав адрес, не стал слушать никаких предостережений и помчался туда…
Диана и я долго просидели на кровати, держась за руки, говорили и не могли наговориться, даже музыки не слышали. И пришли в себя только тогда, когда там, в записи, забили страшные часы судьбы. Диана всегда говорила:
- Я нарочно записала эту музыку, «Полночь» из балета «Золушка», в конец кристалла, чтобы напомнить себе: пора подумать и о делах!
Вот и сейчас, когда оборвался на высокой ноте вальс и в наступившей тишине раздались звуки грозные и неотвратимые, словно пришедшие из потустороннего мира - мы оба вздрогнули, замерли, принялись считать удары часов, словно с последним нас обоих должны были казнить…
Двенадцать. Диана поднялась:
- Прости, любимый, пойду подругу успокою. Напугали мы с тобой её…
И ушла за стену. Нет, чтоб я ещё пустил Диану куда-нибудь одну?!

Ванда. Волшебная страна, 2011
Всё это я много раз видела на картинках. И, наверное, во сне. Всё это похоже на Нарнию, только чуть попроще, в смысле - роднее…
Как сказал Ильсор, радиосигнал с Рамерии на Найду идёт девять лет. Вот и направил его так, чтобы в Волшебной стране получили наше сообщение ровно через девять лет после того, как расстались с арзаками. А в сообщении-то сказано: «Ждите нас завтра!» Вот они удивились - ведь та «Диавона», которую они видели, преодолевала расстояние между планетами за целых семнадцать лет!
Ильсор посадил корабль там же, где и в прошлый раз. И первым делом мы оказались в гостях у семейства Джюс. Они живут относительно недалеко, и в тот раз Урфин выручал арзаков изумрудами…
Что меня поразило - такая молодая пара, я старше Джуны выгляжу, а дети у них уже не маленькие. Мальчику одиннадцать, девочке семь. Потом я выяснила, что это волшебство Стеллы. А на самом деле Джуне - страшно выговорить! - сорок восемь лет, а Урфину вообще за полтинник…
И второе потрясение: сколько у них звукозаписей! Я сначала жадно всё пересмотрела. Цой, Высоцкий, «Раммштайн», детские песни и масса этники всех народов… Потом только я сообразила задать простой и естественный вопрос:
- А как вы их слушаете? Неужели электричество провели? Или батарейки за границей пачками закупаете?
- Нет, зачем? - отвечал мне обстоятельно и серьёзно мальчик Искандер. - Нам солнечную батарею поставили! А кассеты, правда, из Англии присылают.
- А если дождь?
- Тут больше одного дня не льёт, а в батареях большой запас!
- Может, вы и компьютер купили? И в «паутину» вышли? - я с некоторым скрипом вспоминала, какая была техника в их эпоху. Там, где я сейчас живу, на Рамерии, ещё более старая.
- И вышли, и вышли! - встряла девочка Роксана. - Мы с братом, между прочим, заочно в Лондоне учимся через сеть!
- А-а… - в моё время этим никого будет не удивить. - А другие как, не приобщаются?
- Да нет, не хотят они! - Роксана наморщила носик.
…Оставив этот странный островок цивилизации на земле волшебства, мы двинули в столицу. Приём нам устроили грандиозный! На Рамерии я уже привыкла к тому, как все любят и чтут моего Ильсора. Но наблюдать это здесь, видеть те же чувства на лицах самых необычайных существ - было вдвойне приятно. А мой, конечно, только меня и нахваливал, всячески преувеличивая мою роль в освобождении арзаков…
…Вечером на обводном канале зажгли фонари, и мы всей компанией пошли гулять. Ей-богу, я не пила. Но, увидев надпись: «С причала купаться запрещено!» - тут же рыбкой сиганула в тёмную воду. Успела услышать, как все ахнули. Спокойно вынырнула у того берега, выбралась на парапет. Зелёный арзакский комбинезон и прежде был мне в обтяжку, а теперь стал вообще в облипку, с волос текло - но я никогда ещё так отлично себя не чувствовала! Наверное, среди моих предков были русалки…

Сима. Подмосковье, 1941
В ночь перед той, последней охотой я снова, впервые за долгие годы, увидела сон про Расщепея. Будто бы на другой день после его похорон я прихожу навестить его вдову, а она встречает меня счастливая и радостная, и за её спиной я вижу Александра Дмитриевича живым и здоровым. А потом Ирина Михайловна куда-то исчезает, и, как это обычно бывает во сне, никого это не удивляет - словно вовсе её не бывало. Дальше начинается полный бред. Слово за слово, Расщепей предлагает мне руку и сердце. Почему-то мы с ним идём венчаться в церковь. Ну и, конечно, когда я тянусь к нему целоваться, оказывается, что Сан-Дмич опять лежит в гробу…
До того, как попала на Рамерию, я часто просыпалась от этого сна в слезах. Потом, когда познакомилась с Каспианом, или, если быть совсем честной, после того, как побывала в гостях у Расщепея на Найде, сон канул в Лету. И вот опять… В лес я ехала с тяжёлым сердцем.
В кольцах змеи, ощутив ядовитый укус, я потеряла сознание. Очнулась от того, что мне в лицо повеяло свежим ветром. Я открыла глаза и увидела, что стою на берегу реки. Вдали маячили две серые башни, увенчанные позолоченными корабликами. «Покоритель Зари»? Нет, макет каравеллы Колумба. Память медленно возвращалась. Если встать спиной к шлюзу и пойти вперёд - попадёшь в наш пионерлагерь. Я на Родине! Без малого через сорок лет. Вот только здесь совсем ничего не изменилось… Ну конечно, за время моего отсутствия здесь и не должно было пройти ни секунды. А изменилась ли я сама?
Я посмотрела на свои руки. С них пропали кольца, да и вообще это были руки девчонки, много возящейся в лесу и на кухне. Земля от картошки и зола от костра уже не отмывались. И платье на мне было то самое, в котором я когда-то странствовала по Рамерии, а потом уходила по золотой лестнице в Нарнию. Так, как раз с этого места меня и унесло навстречу сказочным приключениям. Значит… Ну да, потому и лёгкость такая в теле. Я нагнулась к воде и увидела собственную конопатую физиономию. Губы девушки в воде расплылись в улыбке, но она тут же погасла. Неужели я больше никогда не увижу своего любимого? Если уж меня вернули на исходную - могли бы отнять и память…

Каспиан. Нарния, 2356 - Подмосковье, 1941
Без семьи я как-то, не помню даже как, протянул одиннадцать лет. Сына своего живым и здоровым увидел уже сверху, рыдающим у моего гроба - душа моя в это время отлетала к Аслану…
Это была не та гора, на которой оказались мы с Симой, когда великий Лев впустил нас с Рамерии. Эта гора была намного выше и к привычному миру явно не принадлежала. Я увидел Юстеса Вреда, одного из наших английских друзей, бывших с нами на борту «Покорителя Зари», и с ним незнакомую девочку. Потом выяснилось, что она его одноклассница и зовут её Джил Поул.
Ребята смотрели на меня, и горе на их лицах сменялось удивлением.
- А ты разве… не умер? - наконец спросил меня Юстес.
За меня ответил сам Аслан:
- Многие умерли, и даже я. Живых гораздо меньше.
Я опять чувствовал себя мальчишкой, как в те дни, когда только женился на Симе и ушёл в далёкое плавание. Дальше мы втроём бежали, куда сказал Аслан. На бегу перекидывались фразами, из которых я узнал, что это ребята спасли принца Рилиана.
Мы немножко напугали обидчиков Юстеса и Джил по школе - спина огромного Аслана и наши сверкающие доспехи произвели на них впечатление. Потом ребята вернулись к себе, а я остался наедине с великим Львом.
- Ну что же, сын мой, - сказал Аслан, - я бы увёл тебя в свою горнюю страну. Да только сдаётся мне, что тебя ждут в другом месте.
Сердце моё бешено забилось.
- Такое в Нарнии в первый раз, - продолжал великий Лев, - чтобы любовь соединила ваш мир и другой. Так что, коль скоро жизнь Серафимы продолжается в её мире, то и тебе полагается вторая.
Я не успел его поблагодарить. Широкая мягкая лапа со спрятанными когтями подтолкнула меня в спину. Мелькнула мысль: когда-то давно, на Рамерии, мы всем миром думали, что так и будет… Я прошёл сквозь некую прозрачную стену - и увидел Симу, грустно стоящую на берегу реки, юную, как в далёкий день нашей первой встречи.
- Давно ждёшь? - крикнул я, бросаясь к ней.
- Да нет, две минуты! - рассмеялась она, летя мне навстречу. - А ты?
- Одиннадцать лет…
- Ужас! Бедненький! - знакомым жестом она взъерошила мне волосы на затылке…
Мы стояли обнявшись, не замечая ничего вокруг. Не знаю, о чём думала Сима, а я - о том, что не всё так просто в этом далеко не единственном из миров. Совсем скоро здесь начнётся страшная война. И я, который много узнал о Симиной стране и теперь стал её новым жителем, в стороне, конечно, остаться не могу. Ну и пусть мне только шестнадцать! Во-первых, по второму кругу, во-вторых, из меня с детства растили воина. Придётся, конечно, много чего преодолеть, чтобы взяли в армию. Завышать себе возраст, придумывать приемлемую биографию… Пережить новую разлуку, наконец…

Тоня. Джунгахора,1971
Нда. Теперь я знаю, что здесь жутко жарко и почти невозможно уснуть. Что на слоне трясёт, а на ананасы у меня аллергия. Что преподавание дико мотает нервы как ученикам, так и мне. И всё это выкупается только одним: Дэлик - лучше всех! Ну и тем ещё, что здесь можно безнаказанно рассказывать правду. Ту, которую у меня дома предпочитают замалчивать и втаптывать в грязь…
В тот день я стояла у доски и объясняла джунгахорцам - людям и шарикам - тему «Роль Сталина в достижении Победы». Вдруг я почувствовала, что всё плывёт у меня перед глазами. Из последних сил держась на ногах, я продолжала говорить. Но пелена и блестящие мушки перед глазами сменялись темнотой, в ушах звенело… Провал.
Очнулась я, лёжа головой у мужа на коленях, с мокрым лицом. Дэлик шептался с медсестрой:
- Уверены, что это не яд? Что это не рука моих родственников и мерихьянго?
- Да ну что вы! Виновник всего - думаю, вы.
Дэлик недоумённо заморгал, а я тихо хихикнула. Вон оно что! Ну что ж, у Чеди с Андреем уже одна есть и скоро ещё будет, Сима давно переживает, что у них с Каспианом ничего не получается… Ванда только хочет почему-то с этим делом потянуть. Но я-то не такая дура!

Чеди. Торманс, XX столетие их цивилизации
Я долго отговаривала Андрея ходить со мной по тормансианским улицам:
- Ну куда ты пойдёшь? У тебя глаза светлые. Тогда уж надо, как я, маскироваться!
- На Рамерии мне как-то удалось этого избежать. И - одна ты больше никуда не пойдёшь!
Мне хотелось фыркнуть, как обычно делают Тоня и Ванда. А убедить не удалось. И вот однажды столкнулись нос к носу с Шотшеком. Выражаясь по-местному, «этот кадр» пару недель назад «клеился» ко мне и получил «отлуп». Теперь он увидел меня с другим, и разум его помутился. Значит, он, красавец, спортсмен, гордость нации, мне нехорош, а какой-то там…
Это я сейчас, после всего, так обстоятельно рассказываю, а тогда всё произошло очень быстро. С Шотшеком были двое таких же, как он, «образцов для демонстрации спортивных достижений».
- Бей динамовку! - крикнул парень своим приятелям, и они втроём налетели на нас. Андрей закрыл меня собой, а я успела дёрнуть его в сторону, чтобы удары пришлись вскользь. Андрей упал у моих ног, я - на него и последним усилием воли посмотрела вверх, на этих несчастных, тогда и узнала Шотшека. Жалко было почему-то ИХ. Что нас спасут - я почти не сомневалась. И под моим взглядом Шотшек дёрнул своих приятелей за рукава, и все трое исчезли в полумраке улиц. Это я вспомнила много времени спустя. А тогда я была сосредоточена на одном: не потерять сознание до того, как кто-нибудь нас найдёт. Это произошло быстро. Я прошептала на местном языке:
- Этот человек… со мной… - чтобы они не бросили Андрея умирать на улице. У меня-то хоть была охранная грамота местных властей…

Ильсор. Волшебная страна, 2011
Купание в канале прошло для моей шальной русалки безнаказанно. Однажды глухой ночью она потащила туда и меня, как будто нам было мало уединения нашей комнаты… Так нет: надо обязательно, рискуя нарваться на неприятности, перебраться через стену и макнуться в чёрные воды. Хорошо, что здесь нет таких «благ цивилизации», как бензин, пластиковые бутылки и конфетные бумажки!
И конечно, надо было идти не на официальный пляж, а сигать с парапета. А потом, дрожа от сознания опасности, обнимать друг друга в воде. Еле находить ногами дно, которое довольно быстро и очень круто обрывается в глубину. Это я сейчас изо всех сил вспоминаю топографию местности, чтобы не вдаваться в нескромные подробности…
О серебристое солнце Рамерии! Сколько раз мне говорили товарищи по КБ, что красивее наших детей не будет на всей планете! Грустно, что и в этот раз ничего не получилось. Хотя, может быть, Ванда и права, что сначала ей надо закончить институт…

Каспиан. На подступах к Берлину, 1945
Скоро будет последний бой в логове врага. Скоро я вернусь домой - в свой второй дом, называемый Москвой.
За эти четыре тяжёлых года я понял: не так уж Симин мир отличается от Нарнии. Только грохота побольше и другие способы убивать людей. А готовность идти за Родину в одном строю и биться до последнего - такая же. И хотя с силами природы здесь напрямую не пообщаешься - я не раз видел, как они помогали защитникам страны. Вот почему мне легко оказалось превратиться из короля Каспиана Десятого в рядового Константина Королёва…
До сих пор я отделывался лёгкими ранениями. Ну как, это я Симе скажу, что они совсем пустяковые… Во всяком случае, снова и снова возвращаться в строй мне ещё ничто не помешало.
Ну что ж, с нами Аслан и сын его Иосиф! В последний бой - и домой!

Сима. Москва, 1945
Сегодня на московских улицах сняли затемнение. Сегодня мне двадцать лет - снова.
Кого-то из моих друзей - я точно знаю - нет больше в живых. Кто-то уже вернулся с фронта. Как одноклассник мой Ромка Каштан, который сегодня зашёл за мной и позвал гулять.
- Извини, - сказала я, читая в его взгляде невысказанные надежды. - Извини, Рома, не могу. Суженого своего с фронта жду…
Он понял и ушёл. А Каспиан… то есть Костя сейчас должен подходить к Берлину. Его письма доходили до меня не все и не всегда, конечно. Я ведь почти уехала в эвакуацию, но один из моих мальчишек с дороги сбежал в Москву. Пришлось и мне за ним, и столкновение с немцами у нас было в подмосковной усадьбе-музее, и рану залечивать мне пришлось… Не хотела бы, чтобы мой об этом узнал - да всё равно ребята растреплют…

Дэлихьяр. Джунгахора, 1971
Если правитель делает что-то не так - в один прекрасный день его кусает кобра. Этот закон знает весь Восток. И хотя, конечно, правительство формируется из более опытных и достойных, лицом Джунгахоры остаёмся я и Туосья. А она совсем себя не бережёт, хотя должна бы. Её так и знают везде - в лёгких, наших местных, одеждах, с вечной синей гребёнкой в почти белых волосах, а на руке - бисерный браслет, или, как Ванда называет, «фенечка». Туосья плела её сама. На одной стороне надпись «ГБ» - «Государственная безопасность», на другой - «Коминтерн». Хотя, насколько я понял, Иосиф Сталин распустил Коминтерн за ненадобностью и вообще его система предполагала прежде всего обустройство собственной страны. Но Туосья-то живёт не на Родине! И скоро, кажется, дойдёт до того, что за её пламенные выступления её просто лишат советского гражданства! Знаю, что в душе её это ранит, а ещё больше - то, что на Родине её не хотят слушать. Конечно, как должна выглядеть двадцатилетняя девушка, поучающая старших? Это здесь, в Джунгахоре, никого не удивляет, когда Туосья делится тем, что узнала в прошлом и будущем. Здесь её слушают, как пророка - и я, каюсь, первый.
Наша страна выбирает свой собственный путь. Теперь и Союз откажется нам помогать, и под Китай ложиться как-то не хочется… Попробуем жить в своём песочном королевстве! Только не надо забывать про кобру - она может притаиться и над колыбелью нашего будущего ребёнка…

Андрей. Торманс, XX столетие их цивилизации
Нас спасли чудом. Не местные доктора, но врач нашей экспедиции, девушка с топазовыми глазами. А впрочем, для этих совершенных людей такое - не чудо. Чудом Диана назвала то, что местные нас не бросили и нашли нашего врача.
Выйдя из больницы, мы вернулись на корабль. Начальница экспедиции запретила нам показываться на планете.
А вскоре выяснилось, что безрассудный мой полёт сюда спас не только тех троих, кого выручили Гай-до и я. Когда-то в самом начале она, командир, запугивала местные власти, что если они не примут землян, то вслед придёт ещё один корабль… Он и пришёл, пусть маленький и безоружный, пусть всего лишь со мной. И тираны отказались от мысли лишить жизни прекрасных землян!
И мы возвращаемся на Землю без потерь, кроме ран телесных и душевных, кроме боли за здешних людей. Но они смогут только сами помочь себе…
И лишь одного нашего товарища мы оставляем здесь. Но это не похороны. Это - любовь, что соединяет самые далёкие звёзды!
1995-1996, 2004

 

http://izum-gorod.narod.ru - сайт «Изумрудный Город» (с) 2002
http://izum-club.narod.ru - сайт «Семейный клуб» (с) 2004