" - Послушайте мою историю, и тогда вы всё поймёте.И, пока они шли, Железный дровосек рассказал им свою историю:
- Я дровосек. Став взрослым, я задумал жениться. Я полюбил от всего сердца одну хорошенькую девушку, а я тогда был из мяса и костей, как и все люди. Но злая тётка, у которой жила девушка, не хотела расставаться с ней, потому что девушка работала на неё. Тетка пошла к волшебнице Гингеме и обещала ей набрать целую корзину самых жирных пиявок, если та расстроит свадьбу...(...) Гингема заколдовала мой топор, он отскочил от дерева и отрубил мне левую ногу. Я очень опечалился: ведь без ноги я не мог быть дровосеком. Я пошёл к кузнецу, и он сделал мне прекрасную железную ногу. Гингема опять заколдовала мой топор, и он отрубил мне правую ногу. Я опять пошёл к кузнецу. Девушка любила меня по-прежнему и не отказывалась выйти за меня замуж. "Мы много сэкономим на сапогах и брюках!" - говорила она мне. Злая волшебница не успокоилась: ведь ей очень хотелось получить целую корзину пиявок. Я потерял руки, и кузнец сделал мне железные. Тогда топор отрубил мне голову, я думал, что мне пришёл конец. Но об этом узнал кузнец и сделал мне отличную железную голову. Я продолжал работать, и мы с девушкой по-прежнему любили друг-друга...(...) Коварная Гингема, видя, что у неё ничего не выходит, решила окончательно доконать меня. Она ещё раз заколдовала топор, и он разрубил мне туловище пополам. Но, к счастью, кузнец снова узнал об этом, сделал железное туловище и прикрепил к нему на шарнирах мою голову, руки и ноги. Но - увы! - у меня не было больше сердца: кузнец не сумел его вставить. И мне подумалось, что я, человек без сердца, не имею права любить девушку. Я вернул моей невесте моё слово и заявил, что она свободна от своего обещания".

А. Волков. Спасение железного дровосека. //Волшебник изумрудного города.

История железного дровосека Version 1.0 в последовательных эпизодах: I.

- Здесь, - сказал уверенным тоном Плотник и поставил свой здоровенный фонарь возле отлогого склона, - только землю очистить.
- Это не земля, - ответил Кузнец, разглядывая тёмную толщу, словно мог видеть нечто большее, чем ему позволяло зрение и не слишком сильный фонарь, - у Королей тогда времени не было, спешили, но проход всё же не просто закидали землёй. Здесь кладка из глиняных кирпичей. Ну да это ничего!
Кузнец воткнул в склон железный инструмент, с виду напоминающий вилы, и к тревожным и без того звукам ночи добавился адский скрежет.
- Не понимаю я тебя, - забормотал Плотник, глядя, как зловещая тень его товарища блуждает на соседнем холме, то свёртываясь, то расправляясь в химероподобное существо с рогом, - к чему тебе печься о судьбе этого несчастного, да ещё так, как никто...Даже я уже подумал, что моё ремесло, видимо, неугодно высшим силам, раз с поставщиком древесины произошло такое несчастье...
Шум падающих кирпичей прервал его бормотание. Затем раздался удар металла по металлу и довольный возглас.
-Чего там ещё?! - забеспокоился Плотник и посмотрел в сторону товарища, плащ которого теперь напоминал крылья.
-Дверь! Дверь! Железная дверь! - воскликнул Кузнец радостно и отбросил инструмент, с помощью которого так легко справился с кладкой.
Раздался удар металла по металлу, затем что-то жалобно пискнуло, загудело и внезапно переросло в пронзительный гул, в котором Плотник, к счастью, опознал проворачивание ключа в замочной скважине. Дверь, запираемая на ключ, была только в доме Кузнеца, иногда она издавала именно такие звуки. Другой, на месте Плотника, услышав этот металлический визг, перепугался бы насмерть - мастерство древних кузнецов было большей частью утрачено; дверь была вечным упрёком, незыблемым памятником недосягаемого совершенства. Мастерство древних столяров же было утрачено совсем, не оставив даже памятников после ухода Королей и чудовищного пожара. А по рассказам стариков нельзя было теперь даже представить: какой же была мебель, из чего и как делалась. Те уродливые ящики, которые делал Плотник, никогда не вызывали одобрения у стариков, что бесило его и почти сводило с ума. Если бы не это, он никогда бы не пошел с Кузнецом к древним могильникам.
- Бери фонарь! Идём! - проревел счастливый Кузнец и повернулся к Плотнику; лицо его сияло, длинные волосы растрепались, и в глазах словно бегали озорные искорки. Плотник хорошо знал, что то, что теперь произошло, его товарищ ждал много лет; как ковал он заветный ключ, открывающий все замки, имея при этом в качестве образца один единственный, оставшийся; как сомневался он, как впадал в забытье, напившись вина; как искал в книгах своего прадеда способ войти в могильник, не подвергшись при этом нападению демонов, на которых ушедшие Короли, по преданию, наложили страшное заклятье.
- Идём, идём! - повторил Кузнец и добавил, словно что-то вспомнив. - Ты ведь не знаешь ещё, конечно не знаешь: король-идол стоит перед входом в усыпальницу.
- Король-идол?! - переспросил Плотник и немедленно поднялся с камня, на котором сидел. - Ты не обманываешь меня?! Там, в этом чёртовом погребе...там стоит эта прекрасная деревянная статуя, о которой болтают старики?!
- Да, там, - подтвердил Кузнец, и радость на его лице как-то сама собой стала притухать, - в конце галереи. С ним-то и связано заклятье. Если нам удастся его разрушить, то...
- Разрушить!!! - визгливо вскричал Плотник. - Самое совершенное, самое чудесное в этом мире. Дерево в форме короля! Божественное дерево в форме божественного человека!!! Разрушить...
- Глупец! -резко оборвал его Кузнец, сам поднимая фонарь. - Там, в глубине холма, лежат останки королевского столяра. При нём все его инструменты из великолепной стали, секрет которой давно утерян...
- Идём! -глухо прорычал Плотник и, шатаясь из стороны в сторону, первым двинулся к тёмному отверстому проходу.
Они стали медленно опускаться вниз по гулким каменным ступенькам. Тёмные своды пахли землёй и травами, от запаха которых голова начинала слегка кружиться. Казалось, что эта лестница не кончится никогда.
Наконец товарищи вышли в довольно длинный коридор, стены которого имели каменную кладку, а пол был покрыт мелким белым песком. Здесь Кузнец вытащил из дорожной сумки странный предмет с железным оперением и угрожающим жалом. Немного помедлив, он расправил извлечённому из сумки предмету крылья, несколько раз энергично прокрутил какой-то винт в его железном чреве, любовно погладил рукой торчащее из него жало и резким уверенным движение бросил его вперёд, в тёмную, дальнюю часть коридора. Раздался глухой удар и неприятный звук вгрызающегося в дерево металла, затем - страшный треск и нарастающий шум чего-то падающего, видимо не отличающегося малыми габаритами. Песок на полу стал серым.
- Теперь вперёд! - заявил Кузнец, явно довольный и этим своим действием.
Вскоре начались белые капители с именами, вырезанными на камне и раскрашенными золотой краской, бледно мерцавшей при свете не слишком сильного фонаря. Кузнец, знавший язык Королей, читал вслух надписи, не заботясь о переводе прочитанного, и Плотнику казалось, что сейчас, в этом коридоре, звучат заклинания, не предвещающие ничего хорошего для них в дальнейшем.
Идол лежал, словно павший воин. Снаряд, брошенный сильной рукой Кузнеца и теперь торчащий из горла истукана, конечно не пробил его, да этого и не требовалось : из деревянного рта павшего с лёгким шуршанием струился маленькими змейками красный песок - заклятье было разрушено.
Плотник склонился над статуей и стал гладить её лицо дрожащей рукой, как слепой, желающий составить хоть какое-то мнение о предмете, который ему не суждено увидеть, и, одновременно с тем, как человек, прикасающийся к лицу умершего ужасной и внезапной смертью любимого и почитаемого более других родственника. Кузнец не стал его одёргивать, а прошёл вперёд, в зал-усыпальницу, вглядываясь в тёмнеющие контуры неведомых ему сооружений, высящихся в зале, вопреки ожидаемому ряду каменных саркофагов.
Когда в зал внесли фонарь, оказалось, что останки лежат в углублениях в полу, прикрытых ступенчатыми крышками. Кузнец беззастенчиво сдвигал крышки, залезал в ямы и доставал то, ради чего и вскрыл могильник - древние мечи.
Плотник же нашел в зале несколько скамеек, которые использовали жрецы в своих неведомых остальному люду целях, и стал жадно разглядывать их, водя по ним рукой.
Обойдя все захоронения, Кузнец совершенно выбился из сил, зато набрал целую груду заржавленного железа.
- А вот и кое-что для тебя, - сказал он, тяжело дыша. - Это инструмент королевских плотников. Конечно, время их изрядно попортило, но я вполне смогу повторить их, раз есть образцы.
- Теперь каменщики не будут говорить, что они - единственные наследники старых мастеров! - зловеще прошипел Плотник, прижимая к груди ржавые стамески и рубанок, почерневший и потрескавшийся. - Теперь многое изменится!
- Может, что и так, - согласился с товарищем Кузнец. Он обвязал собранные мечи крепкой верёвкой и взгромоздил их на плечи, как вязанку дров.
Когда же они с Плотником уже прошли коридор и поднимались по каменной лестнице, Кузнец замер на некоторое время и попросил товарища осветить камень, вмурованный в свод.
-Что там?! - вопросил Плотник, почуяв, как сердце в его груди тревожно заныло.
- Да вот, написано, что тот, кто вскроет гробницу и снимет заклятье, повторит судьбу каких-то Кейна и Брейна .
- А кто такие эти Кейн и Брейн?! - спросил Плотник скрипучим голосом.
- Этого я не знаю, - задумчиво произнёс Кузнец и двинулся вверх, волоча за собою свою тяжелую ношу. Вскоре железная дверь была закрыта, и волшебный ключ замкнул её для других возможных, хоть и немногочисленных, посетителей.

II.

Дровосек лежал на грубом деревянном помосте перед кузницей. Он ждал. Голубые глаза его были устремлены в небо, изъеденное белыми трещинами-облаками, и эти глаза выражали бесконечное страдание. Но вот послышались шаги, и голубые глаза его сверкнули, словно где-то в далёком небе мелькнула молния и отразилась в них яркой изломанной змейкой.
- Готово? - спросил, с замиранием сердца, Дровосек.
- Готово! - сказал Кузнец и развернул рогожу - две железные ноги немедленно засверкали в лучах полуденного солнца.
- Особенно сложно было сделать коленные шарниры, - пояснил Кузнец не без удовольствия, - с ними я повозился. А сами ноги быстро удалось выковать, благо, что были с...- тут Кузнец осёкся, вспомнив лежащего окровавленного Дровосека и отрубленные ноги, которые несчастный цепко сжимал трясущимися руками, и стоило большого труда убедить его сделать с отрубленных конечностей слепки...
- Будет больно, - заявил Кузнец, - ноги эти придётся присоединить к обрубкам железными пластинами, но зато уже к вечеру всё чудесным образом заживёт, и ты сможешь ходить, словно эти ноги из живой плоти. Такой вот сплав, особый...- и Кузнец снова осёкся, потому что Дровосеку вовсе не обязательно было знать, что древние мечи Королей -волшебников сейчас превращены в бесформенную массу, и что только благодаря металлу этих мечей ноги будут двигаться, как живые.
- Пусть будет больно! - воскликнул Дровосек. - Если к вечеру я смогу ходить, то к вечером же срублю старый дуб у развалин замка и отдам его Плотнику, пусть он сделает тебе новый сундук из столетнего дуба. Зачем этот мрачный раскидистый старик торчит в центре насыпи в виде креста?!

III.

Две женщины сидели возле старого пруда, совершенно закрытого ряской и напоминающего теперь скорее небольшое поле, покрытое низкой ядовитого цвета травой.
- Дурные времена, скверные! - говорила одна, уже старая, седая с морщинистым лицом и остатками желтых зубов в скривленном рту с тонкими потрескавшимися губами. - Вот при Королях-то как оно бывало-то: соберут камни-то для дома да каждому из них поклонятся, каждый спросят, согласен ли, мол, для дома идти. И если какой знак вдруг, что, мол, не согласен, не хочу - назад, где взяли камень-то этот, несут да ещё и прощение попросят, извини, мол, не гневайся. Повадились мало того что камни, так и деревья таскать. При Королях-то как оно было: дерево упросят, срежут со слезами и воем, принесут да и спросят, какое оно, мол, ещё к себе хочет. Так-то дерево к дереву и подбирали, потому-то и вещи были настоящие, живые. А теперь как?! Просто ужас, конец всему, кошмар!
- Всё ещё может иначе повернуться, - мягко сказала на это другая женщина, молодая, с орлиным носом, чёрными пронзающими глазами и чёрной же смолью роскошных волос, убранных в две толстые косы. - Короли ушли, это верно. Но что от них осталось! Всего и не перечислишь, всего и не постигнешь. Вот Виллина, сестра моя, всё таскается с этой якобы последней книгой из королевской библиотеки, важничает, всё хочет добренькой казаться, всех поучает; да вот только и выяснила, что книга эта написана на диалекте племени последней королевы, подарена как средство от скуки её братом-переписчиком, ну и что уменьшается и увеличивается для простоты ношения с прочими безделушками. Стелла, так та и вовсе задавака - всё ищет секрет вечной юности. А что эта вечная юность?! Желание быть предметом соблазна и льстивого почитания - вот что движет Стеллу. Поиск истинного знания - вот, что движет меня и Бастинду. Только напрасно она всё время занимается этими нелепыми упражнениями, стоя на голове и складывая невероятным образом руки и ноги. Естественность - вот ключ к власти над миром. Жить надо в пещерах, а не во дворцах; не придавать такого значения одежде, которая и вообще-то не особенно нужна; есть, что даёт природа, и не брезговать тем, что глупцам кажется скверным...
- И всё-таки какая ты молодец! - поспешила воскликнуть старая женщина, оскалив остатки зубов в льстивой улыбке. - Кто ещё из твоих сестёр может есть змей с их ядом и только обретать очаровательный юный румянец на щеках?! Кто ещё из твоих сестёр может съесть лягушку?! И это всё не по велению потребностей, а по указанию из колдовской книги, которую вы все заучивали наизусть, но только ты, милая Гингема, следуешь ей!
- Всё ещё может иначе повернуться, - отстранённо повторила Гингема, словно не расслышав сказанного старой женщиной, - если кто-нибудь сумеет отыскать могильник Королей и вскрыть его, то в скором времени животные заговорят и по уму не будут уступать нам, людям. Но это ещё, правда, если могильник найти , что непросто; если снять заклятье, что невозможно; если переплавить мечи всех без исключения захороненных в груду металла и сделать из него что-нибудь, что, конечно, - чистое безумие. И всё-таки, даже несмотря на всё это, всё ещё может повернуться. Многие магические предметы, которые мы поделили с сёстрами, овладеют нами, и никто не знает, какими мы будем после этого, если не успеем открыть тайны и действительное назначение этих предметов.
- Да! Ты знаешь? - словно очнулась старуха и снова оскалилась в улыбке. - Свадьба моей племянницы расстроилась-таки. Спасибо тебе! Как ты сказала: "Не сидеть тебе никогда на его коленях!", так этот-то, женишок неотёсанный, топором-то себе ноги и отрубил. Моя - в истерику: что же теперь девушки в деревне скажут, мол, колени парню отсидела?!
- Так и надо ему, дуболому! - зло проговорила Гингема, и её белое лицо исказила безобразная гримаса. - Сколько деревьев, которые питали королевских жриц своими соками, он погубил! И если бы он хотя бы знал, куда уходит эта сила, изливающаяся из срубленных им стволов! И всякий раз, когда мне удаётся прознать про такое дерево, оно или уже превращено в дрова, или его кромсает своим грубым кайлом бровастый плотник! А всё этот Дровосек, дерзнувший один из всего селения поднять руку на живое дерево. Смельчак, говорили одни тогда. Волшебник, говорили другие. А ведь он просто дурак, тупой чурбан, на котором поганки и те не растут! Пусть он ползает на своих культях со своим топором, который дал ему этот сумасброд Кузнец, тоже воображающий невесть что...Пусть испытает на себе боль пней, глубокие корни которых шепчут под землёй беспомощные проклятья губителю всего того, что кормили они долгие годы!

IV.

Когда Дровосек очнулся, железные пластины уже словно слились с плечами, он поднял одну из своих теперь уже железных рук и подвигал ею в разные стороны. - Какое совершенство! - сказал он вдруг отчётливо, и в этот самый миг его обычно грубое и лишённое всяческой осмысленности лицо приобрело благородные черты, которые, впрочем, недолго задержались на нём.
- Это непостижимо, друг мой, - отрубить себе самому обе руки, стоя при этом на свежих железных ногах, - заметил Кузнец, не обращая внимания на перемену в лице Дровосека. - Как это могло получиться?
- Сам не знаю, - отвечал Дровосек, с удивлением двигая железными пальцами. - Какая-то полуобнаженная женщина с чёрными волосами бросилась ко мне, когда я уже доканчивал валить тот старый дуб, у развалин замка. Я не помню, что она говорила, но потом топор вдруг отскочил, и обе мои руки...
- Это Гингема, - подсказал Кузнец. - Стало быть, девочка освоила внушение. Дело нехитрое, однако злые честолюбивые девочки падки как раз на самое простое и, к сожалению, действенное.
- Эта девчонка?! - грубо бросил Дровосек и поднялся с помоста, непроизвольно шевеля блистающими на солнце руками.
- Не такая уж девчонка, - заверил Кузнец и мысленно перенёсся в кузницу, где лежали остатки чудодейственного металла, - может быть тебе, друг мой, пособирать хворост какое-то время ...
- Хворост?! - скривился Дровосек, и на его лице обозначилось неудовольствие. - Неужели же я буду собирать хворост, как какая-нибудь баба из деревни?! Да лучше смерть!
- Вот к этому-то всё и идёт! - угрожающе сказал Кузнец. - Сколько поколений собирало хворост и валило уже гнилые, мёртвые деревья...
- Что толку в этих деревьях?! - пожал плечами Дровосек, и в голосе его зазвучало неприкрытое возмущение.- Они никому не нужны, разве что птицам, которые вьют на ветвях гнёзда... Но если дерево служит человеку как материал для сотни полезных вещей, то почему же его для этого не срубить?!
- А если древний меч служит для ощущения превосходства и вседозволенности, то почему бы его не украсть из гроба... - пробормотал себе под нос Кузнец и , не глядя на Дровосека, побрёл в кузницу, размышляя теперь совсем о другом.
"Кейн и Брейн", носилось в его голове, "...повторить судьбу Кейна и Брейна". Кто знает, что было с этими Кейном и Брейном?! И он вдруг понял, кто может это знать. Однако ему не хотелось унижаться до просьбы, тем самым признавая, что всё, что он сказал о той, переменчивой в размерах, книге - вздор, необдуманные суждения самоуверенного болвана. Кузнец вспомнил полненькое личико Виллины. Простит ли его юная волшебница, день и ночь пытающаяся перевести попавшую к ней в результате раздела книгу? В конце концов, он резко отозвался только о том нагловатом наречии, на котором эта книга написана, не критикуя содержание, что Виллина (как женщина умная) должна расценивать лишь как приверженность старому королевскому стилю, языку королевства...
"Нарушив один только штрих, - вспомнил Кузнец без всякого удовольствия, - магической нити, рискуешь и мир опрокинуть. Древние сеть не плели, а брали нечто из мира, что было ещё неизвестно".

V.

- Убит! Убит! - истошно прокричал Плотник, вторгаясь в дом Кузнеца, при этом резко хлопая всеми дверями и громко топоча тяжёлыми сапогами по деревянному полу.
Юная пышная Виллина, явно чем-то сейчас безумно увлечённая, что делало её юность прелестной, а пышность - милой, густо покраснела, словно только что услышала в свой адрес что-то идущее вразрез с её представлением и о себе, и своей пышности. Кузнец, сидящий рядом с нею, теребящий от волнения чёрную бороду и оправляющий машинально растрепавшиеся волосы, мгновенно побледнел и сверкнул холодным взором на товарища, который уже стоял перед ними, тяжело дыша.
- Дровосек! Дровосек! - хрипло прошипел Плотник. - Лежит мёртвый, без головы, в лесу!
Юная Виллина покраснела ещё сильнее. Дело было, однако, не в том, что она услышала, а от кого она это услышала. В последнее время у Плотника обнаружился редкий дар - он вдруг взял и с того ни с сего сделал стол, в каком старики признали то, что видели ещё совсем маленькими детьми. Его уже называли Столяром, и тот стол выставили на постоялом дворе, для всеобщего обозрения. И Виллина боялась, что этот нескладный бровастый человек с хриплым голосом раздобыл где-то ещё одну, только гораздо более серьёзную, книгу Королей, из которой, правда, в силу неотёсанности и невежества вытащил пока самое-самое маловажное. Секунды спустя, впрочем, Виллина уловила смысл сказанного, и её губы сами собой прошептали тихо, но вполне отчётливо для всех присутствующих:
- Гингема...
- Но тело...- Столяр запнулся и с неподдельным ужасом посмотрел прямо в глаза Кузнецу, - тело-то его железное живо! Ноги и руки живы ...без головы!
Тут раздался грохот, и вниманию всей компании предстало нечто, плохо определимое, но хорошо атрибутируемое - у него не было головы. Чувствительная Виллина упала в обморок, Столяр забился в угол, закрыв лицо руками...
До самого позднего вечера кипела работа: драгоценный сплав был залит в форму, которая досталась Кузнецу от деда, рассказывающего о том, что когда-то с мёртвых снимали глиняные маски, заливали в формы этих масок металл и то, что в результате получалось, вмуровывали в надгробия. Если это и было так, какому умершему принадлежало лицо с тонкими нездешними благородными чертами и необычно длинным подбородком, конечно уже никто не знал.
Туловище пришлось избавить от уже омертвевшей плоти - теперь на помосте лежал целиком металлический человек, а металла из заколдованных клинков больше не осталось - всё без остатка ушло на Дровосека. Когда же солнце огненным шаром поползло в самую чащу леса, разливая своё прощальное нежаркое пламя, лежащий на помосте с металлическим звоном встал и уставился на своего спасителя, сидящего тут же, казалось в забытьи и безразличии.
- Благодарю тебя, о мастер! - прозвенел железный, теперь уже совершенно железный, Дровосек, слегка лязгая челюстью, но при этом сохраняя интонацию, которая ему во плоти не была свойственна. - Твои чудесные руки вернули мне жизнь. Конечно, теперь я - не совсем я, но лучше быть таким, чем не быть вовсе. Я, тем не менее, ощущаю какую-то пустоту в груди, словно в ней нет сердца!
- В ней нет сердца! - устало произнёс кузнец и поднял голову, вглядываясь в красные солнечные блики на железном лице спасённого. - В твоём случае сердце - дребедень, глупая ненужная вещица. Твои силы - в металле, из которого я собрал тебя. Теперь ты будешь жить, пока тебя не изъест ржавчина, переживёшь меня, этого мальчишку Плотника, эту девчонку Гингему...
- У неё злое сердце, - со вздохом сказал Дровосек, - она так несчастна!
Что-то блеснуло на железном лице, и Кузнец с изумлением понял, что это - слеза.
- Ты стал слишком чувствительным ,- заметил Кузнец, - словно я из металла обратил тебя во плоть. Ну да ладно болтать! Мне нужно сделать одно неотложное дело...
Кузнец сорвался с места, забежал в дом и вышел уже вместе со Столяром, несущим два огромных фонаря и ворох диковинных инструментов. Ничего не говоря Дровосеку, товарищи пошли в сторону болот, к запретным холмам, куда никто издревле никогда не ходил. Тут-то воцарившаяся было тишина была бесцеремонно нарушена.
- Ну что, опять будешь рубить деревья с моими гнёздами?! - зло осведомилась хриплым голосом птица, сидящая на близстоящем дереве.
- Нет, что Вы! Разве можно?! - испугался Дровосек и не понял, чего больше: того, что ему напомнили, и что ему теперь почему-то казалось постыдным, или того, что птица вдруг заговорила с ним человеческим языком.
- То-то! - строго сказала неизвестная птица и легко слетела с дерева на ворота дома Кузнеца. Она была совершенно чёрная.

VI.

Нарушив один только штрих
Древней магической цепи,
Рискуешь и мир опрокинуть.
Древние сеть не плели,
А брали нечто из мира,
Что было ещё неизвестно.

- Ну, это есть в книге Виллины! - сказал Кузнец, водя пальцем по камню. - А вот ещё, ну-ка посвети!

Кейн и Брейн, короли,
Тайные знанья искали.
Вот, в отлогом холме
Кейн вход отверзает,
Зовёт он друга: смотри,
Вот, где всё таится,
И нарушает покой
Предков великих умерших.

- Ну и что с того?! - заворчал Столяр. - Возимся здесь, читаем какую-то чепуху, глотаем пыль. Все своды расковыряли так, что всё рухнуть готово, а никаких знаний здесь нет...

Брейн власти искал;
Первым хотел быть, но видел
Невозможность в себе
Зависть и злость побороть.
Кейн знаний искал;
Первым хотел быть, но понял -
Знаний ни в знаках найти,
Ни в дерзновеньях нельзя...

- Если они такие умные были, - прохрипел снова Столяр, перебив мерное чтение Кузнеца, - чего ушли-то, всё побросав?! Легко писать на стенах поучения по пути к мертвякам...

Ты, похититель клинков,
Ты, древесины стругатель...

- Чего?! - не поверил Столяр. - Да я ведь совсем недавно начал стругать. Это там, на этой дурацкой стене написано? Нет, это правда?! Читай!

Знайте, сегодня один
Из подземелья выйдет.
Так Брейн Кейна убил,
Зная о том, что властитель
Этих земель и людей,
В городе из изумрудов,
Некогда земли покинет;
Фей же из четырёх
Две останутся прежде.
И вот тогда колдовством
Властию Брейн завладеет.
Мог же тому помешать
Только Кейн премудрый.
Время же власти, что там...

Резкий толчок опрокинул Кузнеца, он перевернулся на спину и тяжело повалился вниз по ступенькам. Пытаясь удержаться, он судорожно схватился за выступающие из сводов балки, но огромные куски стены из кирпича и глины обрушились на него, и он полетел вниз, а следом каменными блоками начала обваливаться и лестница. Урфин Джюс, поняв, что Кузницу уже не выбраться, и обрушавшиеся стены вовремя стали его союзниками, немедленно ударил маленьким молотком по каменной табличке, расколов её на множество мелких осколков, с неудовольствием отметив, что Кузнец успел прочитать только незначительную часть её, и только потом позаботился о собственном спасении. Когда он выбрался наружу, он бросил один из двух единственных в этом мире фонарей вниз и заметил, что пламя от него что-то быстро охватило в глубине подземелья. Затем он дрожащими руками закрыл дверь и, сжимая в вспотевшей ладони ключ, с другим фонарём двинулся прочь от болот.

16 февраля 2002 года. С-Пб. В.О.